Подарки скифов

ДАРЫ СКИФОВ

(исторический рассказ)

От Фракийского Боспора до реки Дунай, которую греки называли Истър, непрерывным живым потоком текла широкая река — огромное войско Царя царей Дария. Одни говорили, что в нём восемьсот тысяч, другие — что миллион, а третьи утверждали самое правдоподобное: как звёзд на небе в безлунную ясную ночь.

Когда голова войска достигла Дуная, хвост ещё находился в каменистой полупустыне по ту сторону Фракийского Боспора, то есть в Азии.

Первым ступил на дунайские берега полк «бессмертных» — десять тысяч отборных конных воинов, которых и после самой кровопролитной битвы оставалось ровно десять тысяч, потому что на место каждого павшего немедленно становился живой перс.

С берега, где начинался деревянный мост, донеслись трубы. То был знак, что армия Царя царей переправляется через Дунай, где уже начиналась Скифия.

«Наконец-то Скифия!..» — подумал Царь царей Дарий. Эта страна долгие годы не давала ему покоя, и он, едущий вдалеке за первой тысячей «бессмертных», что уже переправлялась на другой берег, с жгучим любопытством вглядывался в противоположный берег. Леса, кустарники и луга и там были зелёные, как и повсюду в этот последний весенний месяц, но нечистые духи-дайвы заставили Царя царей вздохнуть.

Он ещё раз взглянул за мост, по которому заканчивала переправляться передовая тысяча полка «бессмертных», и увидел вдали, далеко за бесконечным деревянным мостом, чёрную тучу, которая медленно приближалась и росла.

Царь заставил себя отвернуться от этой тучи и посмотрел назад. В полусотне шагов за царской колесницей двигалась вторая тысяча полка «бессмертных», почти наступая на пятки пяти сотням драбантов — личной охране царя. Драбанты ехали по четыре в ряд, все до единого на одинаковых белых конях. Полк «бессмертных» также двигался по четверо, но весь левый ряд был из белых коней, второй — из серых, третий — гнедых, как у Дария, а четвёртый — вороных. Издали казалось, что параллельно текут четыре разноцветных потока. Так комплектовать полк «бессмертных» Дарий научился у вавилонян — так построенная конница всегда наводила ужас на врага.

Зрелище было столь захватывающим, что Дарий позабыл про неприятную чёрную тучу. Теперь Скифия осталась у него за спиной, как нечто ничтожное и давно покорённое; и всё же она не шла у него из головы.

Несколько причин побудили персидского царя к походу на эту страну. Это была последняя из известных персам свободная земля, и бывший царь Лидии Крез при каждом удобном и неудобном случае подстрекал Дария к походу на Скифию, как самый преданный раб. Второй причиной, или поводом, было то, что Скифия около ста лет назад захватила Междуречье с Малой Азией и господствовала там двадцать восемь лет. Именно на этом Дарий делал особый акцент: мол, Азия должна отомстить Европе за то унижение.

Но была ещё одна причина, о которой Дарий предпочитал молчать, хотя именно она была главной. Об этом знали только пятеро или шестеро родичей царя и приближённых.

Когда после смерти сына Кира Камбиса он стал царём и подавил восстания во всех мятежных персидских владениях, то во время визита в храм бога Птаха в столице покорённого Египта Дарий с восхищением рассматривал две колоссальные статуи из красного гранита, каждая по тридцать локтей высотой. Статуи изображали древнего фараона Сесостриса и его жену. Четыре такие же двадцатилоктевые статуи были посвящены сыновьям Сесостриса. Персидский царь потребовал установить рядом такие же статуи, изображающие его и его семью.

Главный жрец бога Птаха неожиданно возразил Царю всех царей мира.

— Разве я менее славен, чем ваш фараон? — возмутился победоносный царь.

— Ты, безусловно, великий царь, — не моргнув глазом, ответил жрец. — Ты покорил все земли, которыми владел наш обожествлённый фараон. Но он некогда победил войско царя скифов, а ты с ними даже меча не скрещивал. Победишь скифов — и мы воздвигнем тебе статуи, как фараону Сесострису.

Дарий не посмел перечить жрецам египетского бога, ведь предыдущий царь Персии погиб именно за оскорбление этого египетского божества. Но владыка всех стран и народов навсегда запомнил обиду, нанесённую ему в храме Птаха. Это и стало для него главной причиной похода за Дунай.

Царь снова взглянул на мост и вновь увидел ту тучу, что подступила ближе и стала ещё чёрнее, чем раньше. Это показалось ему недобрым предзнаменованием. Какой-то добрый или злой бог будто предостерегал богоподобного царя мира или, может, насмехался над ним за неведомый грех.

Страх и сомнение снова овладели сердцем царя. Ещё не поздно было вернуть передовую тысячу «бессмертных» с того берега Дуная. Царь с надеждой вгляделся в изменчивые очертания тучи и невольно вздохнул.

Колесничий услышал тяжёлый вздох за спиной и украдкой посмотрел на властелина всех племён и народов, кроме скифов. Владыка глядел за Дунай. Если бы он вдруг велел передовой тысяче «бессмертных» повернуть назад и направиться, скажем, на запад — все бы решили, что богоподобный правитель надумал лично проверить, где же заканчивается твёрдая земля и не обманывают ли маги.

Но царь перехватил украдкой брошенный взгляд колесничего и подавил внезапное сомнение и страх. Ведь если бы персы и другие народы, которых он привёл к Дунаю, узнали, что страх тоже знаком их всевластному правителю, они начали бы считать его обычным смертным.

Дарий едва заметно кивнул позолоченным навершием копья, возница дёрнул вожжи, и колесница мгновенно выехала на мост. Сплошные бронзовые колёса застучали и запрыгали по толстым сосновым брёвнам, плотно скреплённым друг с другом, что лежали на воде неподвижно, словно по ним не мчалась запряжённая огненно-гнедой четвёркой царская боевая колесница.

Так начался первый день той доселе невиданной войны. Через две недели, когда всё персидское войско переправилось на левый берег Дуная, милетский тиран Гистией, построивший мост и оставшийся его охранять во главе всей подчинённой персам ионийской греческой флотилии, спросил царя:

— Мы будем стеречь мост до твоего возвращения, но когда это будет?

Вместо ответа Дарий взял у своего возницы кнут и завязал на ремне ровно шестьдесят узелков.

— Каждый день развязывай по одному, — сказал он Гистиею и протянул кнут. — Если я не вернусь, пока развяжешь все узлы, — значит, мне понравилась эта страна, и я решил здесь перезимовать. Тогда вы вправе разрушить мост, пустить брёвна по течению и возвращаться домой к своим женам и детям.

Река, что чуть выше впадала в Дунай, по-гречески звалась Пюрет, по-скифски же — Порат, или Сильная, а племя, жившее в её верховьях, звало её Прутом. Странное зрелище открылось перед глазами персидского царя на левом берегу Пората. До следующей реки на востоке он не увидел ни одного скифа, а если попадались сёла или городища — они были сожжены, и по пепелищам бродили только ошалевшие от недавних пожаров коты.

Сердце Дария ликовало. Ещё ни одно племя не отступало перед персами столь безоглядно и стремительно. Если так пойдёт и дальше, он покорит весь этот безбрежный край за месяц.

Скифское войско нигде не показывалось, и хотя персы неотступно шли за ним, между армиями оставалась дневная дистанция.

Ольвийские греки, что были проводниками при персах, уверяли Царя царей Дария, что скифы не смогут бежать бесконечно, ведь далее на востоке с севера на юг течёт широкая и глубокая, местами порожистая река Бористен — вот там и можно будет настигнуть скифов.

И дальше на восток сёла были выжжены, более того: скифы начали палить за собой нивы, леса и степь, и персидское войско тянулось за ними по чёрному пепелищу.

До великой реки Бористен, которую некоторые племена называли Днепром, а иные — Славутою, у персов ещё оставался корм для коней и пища для людей. Дарий подгонял лучников, мечников и «бессмертных», чтобы наконец настигнуть скифов на берегах их священной реки.

Как-то под вечер персы действительно наткнулись на скифское войско, и Дарий приказал готовиться к бою — завтра должна быть решающая битва. Когда смерклось, между рекой и персидским станом запылали костры.

Значит, скифы отказались от бегства!

Но утром оказалось, что то был всего лишь небольшой отряд; скифы на рассвете схватили привычных коней за хвосты и переплыли на другой берег.

Обученные персы из полка «бессмертных» надули кожаные меха и кинулись вдогонку, но скифы ушли только после того, как перебили всех преследователей. Полк «бессмертных» недосчитался двух тысяч мечей, и только на следующий день его удалось пополнить вновь до десяти тысяч. Но теперь в четвёрках боевых коней не было строгого порядка по мастям — и Дарий с раздражением смотрел на полк, чьи ряды казались разбитыми: в ряду белых коней оказались вороны и серые, а в ряду воронцов — даже отвратительно пёстрые.

Это не могло не портить настроения царю всего мира.

Переправив своё гигантское войско на левый берег Бористена, потратив на это немало дней, Дарий распорядился послать гонца к царю скифов. Гонец передал скифам слова своего царя:

— Почему ты, трусливый скиф, как заяц убегаешь от меня? Остановись, давай померяемся силой, а там пусть боги решают, кому отдать победу — тебе или мне!

Скифский царь сильно разгневался и велел передать персидскому царю:

— Не я пришёл в твою землю, а ты в мою. Когда захочу — тогда и сразимся. А если бы ты нашёл и осквернил священные могилы наших предков — вот тогда бы узнал, заяц я или нет.

Но ни один перс, ни один ольвийский проводник не знал, где скифы хоронят своих мертвецов.

А преследовать скифов становилось всё труднее.

У персов закончились припасы и корм, воинам приходилось уходить далеко в стороны в поисках еды и сена, а скифы нападали на этих отрядных ищущих и уничтожали их.

К тому же полоса выжженной земли становилась всё шире.

Персы начали забивать своих коней и уже ненужных вьючных ослов.