Пояснение
Шафарик Павел-Йозеф (1795 — 1861) — чешский и словацкий поэт, литературовед, лингвист, этнограф, историк, археолог и общественно-политический деятель. Автор трудов «История славянского языка и литературы по всем наречиям» (на немецком языке, 1826), «Славянская этнография» (1843) и монументального исследования «Славянские древности» (т. 1—2, 1837), посвящённого вопросам этногенеза славянских народов. Шевченко был знаком с трудами Шафарика. Этому способствовали его знакомство и дружеские отношения с О. Бодянским, который находился в дружеской переписке с пражским профессором и переводил его книги на русский язык. О том, что поэт был знаком со «Славянской этнографией» в переводе Бодянского, изданной в Москве в 1843 году, свидетельствует запись последнего на листе со списком лиц, которым была отправлена указанная книга, хранящемся в отделе рукописей Института литературы им. Т. Г. Шевченко НАН Украины: «146. Т. Шевченко (1 экземпляр)». Запись была сделана 14 февраля 1844 года. Именно в это время Шевченко находился в Москве, где он познакомился и быстро подружился с Бодянским. Возможно, Бодянский вручил книгу поэту лично в Москве или отправил позже по почте. Можно с уверенностью сказать, что поэт читал переведённые Бодянским первые три части «Славянских древностей», изданные в Москве в 1837—1838 гг., а также, вероятно, статью «О малорусском наречии в сопоставлении с великорусским и белорусским (по Шафарику)», опубликованную в неофициальной части «Полтавских губернских ведомостей» в № 13 и 14 за 1845 год.
Шевченко импонировало то, что Шафарик рассматривал украинский язык как равноправный среди других славянских языков. В это время поэту были близки идеи славянского единства, которые он выразил уже в поэме «Гайдамаки». Шафарика поэт упоминал в послании «И мёртвым, и живым...», а также во «Вступлении» 1847 года к неосуществлённому изданию «Кобзаря», где он противопоставил дворянам, отрёкшимся от родного языка, деятелей славянского возрождения — Шафарика и Караджича как настоящих патриотов, которые «не постриглись в немцы (им бы так было удобнее), а остались славянами, искренними сыновьями своих матерей и снискали добрую славу» (см. т. 5 этого издания).
Вот так немчура зажгла... — Имеются в виду сложные межэтнические отношения между славянами и немцами, о которых часто писали как чешские просветители, так и русские славянофилы. В этих строках поэмы, как и в последующих — «Выросли в оковах Славянские дети», очевидно, отразились взгляды, выраженные в трудах Шафарика, Я. Коллара и О. Бодянского о взаимоотношениях между славянами и немцами в средние века. О притеснениях славянских народов со стороны немецких государств, стремившихся к их ассимиляции, Шевченко мог прочесть в книге О. Бодянского «О народной поэзии славянских племён» (М., 1837), а также в статье Я. Коллара «О литературных связях между племенами и наречиями славянскими», опубликованной в 1840 году в журнале «Отечественные записки». В последней автор писал: «Тридцать два императора, начиная с Карла Великого и до Генриха IV, бесчисленное множество королей и князей с 800 по 1190 годы трудились над переделкой славян, пока, в конце концов, не лишили их народности» (Отечественные записки, 1840, № 1, с. 8).
И стал ты... Иезекиилем, И — о диво! трупы встали и очи раскрыли... — Шевченко использует здесь библейскую символику. В книге пророка Иезекииля рассказывается, как пророк был поставлен среди поля, усеянного сухими костями, и по велению Бога оживил трупы. Это воскрешение символизирует возрождение народа Израиля. Сравнивая Шафарика с Иезекиилем, поэт подчёркивает его роль в национально-культурном возрождении славян.
И потекли в одно море Славянские реки! — Образ моря и впадающих в него рек как символ славянского единства был широко распространён в славянофильской публицистике, а также в русской поэзии. В частности, он использован Пушкиным в стихотворении «Клеветникам России». Правда, у Пушкина речь идёт о «русском море», в которое должны впасть «славянские реки». Такое понимание «единства» славянских народов было чуждо Шевченко. Украинский поэт углубляет здесь свою идею объединения славянских народов на началах равенства и братства, которую он впервые выразил ещё в 1841 году во «Вступлении» к поэме «Гайдамаки» и в трагедии «Никита Гайдай».
Камень, который отвергли строители, тот стал краеугольным: от Господа это, и дивно в очах наших (Пс. 117:22–23). Эпиграф имеет двойной смысл. Он указывает на роль Яна Гуса в развитии европейской Реформации и в культурно-национальном возрождении чешского народа. После поражения гуситских войск в 1434 году в Чехии наступил период рекатолизации. Напротив, в Германии, которая во времена Гуса была оплотом католицизма, его идеи получили признание и способствовали становлению протестантизма.
Тиара — корона римских пап, состоявшая из трёх венцов, символизировавших троякие права Папы как духовного судьи, высшего законодателя и священнослужителя католического мира.
Вифлеемская капелла — храм, основанный при Карловом университете состоятельным купцом по имени Криж специально для реформаторских проповедей на чешском языке. Ян Гус был назначен её постоянным проповедником в 1402 году. Согласно уставу основателя, проповедник должен был постоянно жить при церкви и пять раз в неделю произносить проповеди. Гус проповедовал в ней до лета 1412 года. За время своего служения Вифлеемская капелла превратилась в главный центр религиозного реформаторского и одновременно национально-культурного движения в Чехии.
Булла — папская грамота, скреплённая круглой металлической печатью.
Той самой, Которую водили по улицам... И буллу купила... — Этот образ навеян Шевченко статьёй С. Палаузова, в которой тот писал: «Произошло так, что Иероним, чтобы продемонстрировать свою преданность партии Гуса и презрение к католикам, подговорил одну женщину сомнительного поведения повесить себе на шею письменное отпущение грехов от папы и в сопровождении огромной толпы водить её по улицам Праги» (Палаузов С. Иоанн Гус и его последователи // Москвитянин, 1845, № 7/8, с. 60). Согласно историческим источникам, описанный Палаузовым эпизод выглядел немного иначе. После публичного диспута в университете по поводу папской буллы о крестовом походе против короля Неаполитанского Владислава и продаже индульгенций на его финансирование, на котором Ян Гус и его друг Иероним решительно осудили и сам призыв к походу, и торговлю индульгенциями как противоречащую учению Христа, по инициативе Иеронима студенты устроили карнавал, где буллы стали предметом насмешки. Один студент был переодет в женское платье, обвешан индульгенциями и посажен на украшенную повозку, которую катали по улицам, а затем устроили показательное сожжение булл. Здесь Шевченко называет буллой, по сути, индульгенцию — письменное прощение уже совершённых и будущих грехов в обмен на деньги или иные ценности, переданные в пользу церкви.
Аж до всесвітньої столиці... — Имеется в виду Рим, точнее — Ватикан, резиденция папы.
Конклав — собрание кардиналов для избрания нового папы. Проводилось в помещении, которое запиралось на ключ, и участники не выходили оттуда до завершения выборов.
Авиньон — город на юге Франции, с 1309 по 1377 гг. (с перерывом в 1367–1370 гг.) был резиденцией римских пап, находившихся там в зависимости от французских королей (так называемое «Авиньонское пленение пап»). С 1348 до 1791 г. Авиньон был папским владением. В ряде католических стран власть авиньонских пап не признавалась.
Антипапы — во время папской схизмы в самой католической церкви и среди светских правителей возникли противоборствующие группировки, не признававшие избранного папу и избиравшие своего. Таких конкурентов называли антипапами. В начале XV века престол папы разделяли Григорий XII (в Риме) и Бенедикт XIII (в Авиньоне), которые вели ожесточённую борьбу. В 1409 году Пизанский собор лишил сана обоих и избрал Александра V. После его смерти папой стал Иоанн XXIII, которого впоследствии Римско-католическая церковь не признала законным. Таким образом, на момент событий поэмы было сразу три антипапы.
И в Констанце Всех ворон скликать! — Вселенский собор (1414–1417) в немецком городе Констанц был созван по инициативе императора Сигизмунда Люксембургского. На него были приглашены все кардиналы, епископы, аббаты, доктора богословия, а также светские правители. Одних только клириков собралось до 18 тысяч.
Мов сарацина воювать... Или великого Аттилу!.. — Сарацин — общее название арабов-мусульман, с которыми воевали крестоносцы во время крестовых походов. Аттила — вождь гуннов, возглавлял союз племён, который при нём достиг наибольшего могущества. Совершал разрушительные походы на Восточную Римскую империю (443, 447–448), Галлию (451) и Северную Италию (452).
И цесаря, и Вячеслава... Громко поносят! — Речь идёт о Сигизмунде, избранном императором Священной Римской империи в 1410 г., и чешском короле Вацлаве IV, бывшем императоре (1378–1400), низложенном немецкими курфюрстами. Стремясь укрепить свой авторитет как объединителя церкви, Сигизмунд убедил папу Иоанна XXIII созвать Вселенский собор для устранения схизмы и ересей. Он пригласил на собор как иерархов, так и представителей низшего клира и ученых богословов, включая Яна Гуса. Гусу пообещали охранную грамоту и право выступить. Вацлав, со своей стороны, выделил троих чешских вельмож для его охраны. Уверенный в гарантиях, Гус выехал в Констанц, не дождавшись грамоты, которую получил уже по прибытии. Сначала он был на свободе и даже проповедовал, но вскоре его вызвали на допрос при папе и, не закончив слушания, вероломно арестовали. Охрана Гуса от имени короля выразила протест, но руководство собора проигнорировало даже протест самого Сигизмунда. Чтобы не ссориться с отцами собора, Сигизмунд пожертвовал Гусом. После низложения Иоанна XXIII заседания возглавил сам Сигизмунд. На суде он отозвал охранную грамоту в обмен на возможность выступить, а затем стал тайным врагом Гуса. Как стало известно позже, уже после казни, он даже настраивал проповедников собора не дать реформатору вернуться в Чехию живым. Такое предательство вызвало возмущение в чешском обществе. После смерти Вацлава, сводного брата Сигизмунда, чехи не признали его королём и подняли восстание.
Ссоры, гомон, то ревёт, то воет... — По свидетельству одного из охранников Гуса, Петра из Младеновице, который оставил ценные записи о процессе над Гусом, заседания собора с участием всех делегатов проходили в крайне хаотичной, фанатично настроенной атмосфере. Толпа была настолько враждебна к реформатору, что ему не давали ни говорить, ни оправдываться, требуя однозначных ответов — «да» или «нет».