Выплеснув влагу, небо облачилось бензиновыми валёрами, и если бы оператор смотрел не только в своё окошко, но и вокруг него, то непременно зафиксировал бы мужичка, чьи глаза понемногу налились, засияли такой же, как и на небе, мрачноватой радугой.
Прозирнул запад и ошарашенно откатился за горизонт. Красноватое его сияние завершило гамму митингового действа, теперь к действию подключились ртутного блеска фонари, на этом собрание начало зеленеть и редеть, уяснив все загадки, но было и много таких, кто принципиально хотел дожить до конца, а кто не желал здесь мокнуть, тот увидит это в хрониках, которые донесёт Иван и его камера, инструмент оглашения. "Этот чувак достоин кастета", — подумал Иван № 2, — "спасибо партии за это", — ему стало радостно, потому что он улыбнулся. — "Кто его знает, может, и он меня тут снял? Кому оно надо?" — подумал он, что все эти снова повернутся к сцене, чтобы понять, что же тут было на самом деле, и его пальцы влезли словно в перстни, словно в кольца, будто в железную перчатку, потому что именно на трибуне обновился оратор, и всё общее внимание вмиг сосредоточилось туда, вперёд.
Оператор сквозь глазок увидел химеру: невероятное небо величиной с девичий глаз, только темнее, и проблеск солнечного взгляда, что охватил толпу. Иван не догадался снять такой общий план, потому что он не влезал весь в объектив, поэтому быстро отступил подальше от спин, туда, под деревья, лишь какой-то дядька, что двинул прямо на него, портил кадр.
— Я тебе, сука, сниму! — плюнул он прямо в картинку и ударил.
Иван ясно увидел, что кастет фотогеничный, с шипами, рвано вдыхал мизерный свой воздух, а успевал вспоминать, что оружие следует держать в рукаве под манжетой, а не в разных кобурах, как некоторые другие операторы, вот и камера увидела, как кадр по диагонали снизу перечеркнула рука с пистолетом. "Я тогда очень удивился, что тот так легко перевернулся на спину, но сознания не потерял, и даже лёжа продолжал снимать меня, его красный огонёк смотрел, я обернулся — весь майдан стоял к нам спиной, потому что слушал очень важного оратора. Это хорошо, что этот сука так удобно упал, чтоб камера не побилась, его голова скользила, неплохо бы её добить, подумал я; зачем, чтобы он запомнил меня навеки? Мы это навеки сильно укоротим ему, успел подумать я, начал нагибаться, и тут увидел себя в объективе снизу, я тебе поснимаю — занёс кастет, не на камеру, конечно — хорошая вещь, достойная путча, поднимал я кастет, потому что он хотел заслониться камерой. А снизу увидел ещё и дуло пистолета, откуда он тут взялся? Может, даст Бог, газового? Подумал я о Боге, однако решил сначала выбить из руки оружие, но не успел, успел лишь увидеть выстрел, но не услышать, потому что...".