Сказка
Жил себе в одном лесу Лис Никита, хитрый-прехитрый. Сколько раз гнали его охотники, травили гончими, ставили на него капканы или подкидывали ему отравленное мясо — ничем не могли его одолеть. Лис Никита посмеивался над ними, обходил всякие опасности, да ещё и других своих товарищей остерегал. А уж если он выбирался на охоту — хоть в курятник, хоть в кладовую, — то не было вора смелее, изобретательнее или проворнее. Дошло до того, что он средь бела дня отправлялся на добычу и никогда не возвращался с пустыми лапами. Необычайное везение и его хитрость сделали его страшно гордым. Ему казалось, что для него нет ничего невозможного.
— Что вы себе думаете! — хвастался он перед своими товарищами. — Доселе я ходил по деревням, а завтра средь бела дня пойду в город и прямо с базара курицу украду.
— Эх, не говори глупостей, — уговаривали его товарищи.
— Какие глупости! А ну, увидите! — горячился Лис.
— Увидим или и не увидим. Там собаки стаями по улицам бегают. Разве что ты обернёшься в блоху, чтобы они тебя не заметили и не разорвали.
— Вот увидите: и в блоху не превращусь, и не разорвут меня, — твердил своё Лис и задумал завтра же побежать в город и с базара схватить курицу.
Но на этот раз бедный Никита таки ошибся.
Меж коноплёй и кукурузой он без опаски пробрался аж до предместья: огородами, перепрыгивая заборы и прячась среди зелени, добрался до самой середины города. Но тут беда: нужно было хоть на миг выскочить на улицу, сбегать на базар и вернуться обратно. А на улице и на базаре — крик, шум, гам, возы скрипят, колёса гремят, кони бьют копытами, свиньи визжат — одним словом, гвалт такой, какого наш Никита и во сне не видывал, и в горячке не слышал.
Но что делать? Раз решился, надо довести начатое до конца. Посидев часа два в бурьяне под забором, он немного привык к шуму. Отбросив первый страх и приглядевшись, куда и как лучше бежать, Лис Никита собрался с духом, разбежался и одним духом вскочил через забор на улицу. По улице шло и ехало много людей. Стояла пыль. Лиса мало кто и заметил, и никому до него не было дела. А Никита только этому рад. Сжался, пригнулся и рвом как метнётся прямо на базар, где длинным рядом сидели женщины, держа в решетах и корзинах на продажу яйца, масло, свежие грибы, полотно, кур, уток и прочие вкусные вещи.
Но не успел он добежать до базара, как навстречу бежит Пёс, с другой стороны подскакивает второй, а там видит — и третий. Псов уж наш Никита не обманет. Сразу почуяли, кто он, зарычали да как рванутся к нему! Наш Никита завертелся, как муха в кипятке: что тут делать? Куда деваться? Недолго думая, он шмыгнул в ближайшие открытые ворота, а с ворот — во двор. Съёжился тут и осматривается, куда бы спрятаться. А сам прислушивается — не бегут ли Псы? Ого! Слышно! Уже близко! Видит Лис, что во дворе в углу стоит какая-то бочка. Он, недолго думая, прыг в бочку — и спрятался. Повезло, потому что едва он скрылся в бочке, как прибежали гурьбой Псы, лая, рыча, нюхая.
— Тут он был! Тут он был! Ищите его! — кричали передние.
Вся стая бросилась по небольшому двору, во всех закоулках роют, нюхают, царапают — а Лиса и след простыл. Несколько раз подходили и к бочке. Но неприятный запах, шедший от неё, отгонял их. Наконец, не найдя ничего, они убежали прочь. Лис Никита был спасён.
Спасён, но как!
В бочке, что так неожиданно выручила его, было больше чем наполовину синей, густой, на масле разведённой краски. Видите ли, в том доме жил маляр, что красил дома, заборы и садовые скамейки.
Завтра он должен был красить какой-то большой забор и сразу развёл себе целую бочку краски, поставив её в углу двора, чтобы на завтра была готова. Прыгнув в этот раствор, Лис Никита в первую минуту нырнул в него с головой и чуть не задохнулся, но потом, упершись задними лапами в дно бочки, встал так, что всё его тело было погружено в краску, а только морда, тоже синяя, чуть-чуть торчала наружу. Так он выжидал, пока миновала страшная опасность. Сердце у бедняги билось сильно, голод скручивал желудок, запах масла душил его, но что было делать! Хорошо хоть жив остался. Да и то ещё кто знает, чем всё кончится? Что, если хозяин бочки придёт и застанет его тут?
Едва живой от страха, бедный Лис Никита сидел в краске тихо до самого вечера, отлично понимая, что если сейчас, в таком виде, показаться на улице, то уже не только Псы, но и люди кинутся за ним и живым его не отпустят. Лишь когда стемнело, Лис Никита пулей выскочил из своего необычного купанья, перебежал улицу и, никем не замеченный, вскочил в сад. А оттуда — бурьянами, перелезая заборы, через капусту и кукурузу — рванул в лес. Долго ещё тянулись за ним синие следы, пока краска не стекла немного и не подсохла. Уже в темноте Никита добежал до леса, да и то не с той стороны, где была его нора, а с противоположной. Был он голоден, измучен, едва жив. Домой ещё надо было бежать две мили, но на это у него уже не хватало сил. Поэтому, подкрепившись немного несколькими яйцами, найденными в гнезде Перепёлки, он забрался в первую попавшуюся пустую нору, разгрёб листья, зарылся в них с головой и уснул — прямо как после купания.
Поздно ли, рано ли он проснулся на другой день — об этом в книгах не записано. Поднявшись ото сна, сладко зевнув и трижды сплюнув в сторону, где вчера случилось с ним несчастье, он осторожненько, по-лисячьи, вылез из норы. Глип-глип! Нюх-нюх! Всюду тихо, спокойно, чисто. Сердце в лисячьей груди загорелось радостью.
«Самое время на охоту», — подумал.
Но в ту же минуту глянул на себя — батюшки! Даже вскрикнул бедняга. А это что такое? От испуга он бросился бежать, но от самого себя не убежишь. Остановился и снова приглядывается: неужто это я? Неужто это моя шерсть, мой хвост, мои лапы? Нет, не узнаёт, и всё тут. Какой-то странный и страшный зверь, синий-синий, с отвратительным запахом, покрытый то ли чешуёй, то ли ежовыми колючками, а хвост у него — не хвост, а что-то огромное и тяжёлое, как колотушка, и тоже колючее. Стоит мой Лис, разглядывает это чудовище, в которое он превратился, обнюхивается, пробует отряхнуться — не выходит. Пробует обваляться в траве — не выходит. Пытается содрать с себя эту чешую когтями — больно, но не отдирается. Лижет — не получается. Побежал к лужице, прыг в воду, чтобы смыть краску, — где там! Краска-то масляная, за ночь в тепле крепко засохла, не слазит. Делай что хочешь, брат Никита!
Тут откуда ни возьмись — Волчок-братик. Ещё вчера он был хорошим знакомым нашего Никиты, но теперь, увидев неведомого синего зверя, всего в колючках и с таким огромным, будто из меди литым, хвостом, он аж завыл от страха, а опомнившись, кинулся наутёк — еле дышит. Наткнулся в лесу на Волчицу, потом на Медведя, Кабана, Оленя — все его спрашивают, что с ним, чего он так бежит, а он только хлюпает, глаза вытаращил да твердит:
— Там он... Там он... Там он... Ой, и страшный же! Ой, и лютый же!
— Да что, что такое? — допытываются его знакомые.
— Не знаю... не знаю... Ой, и страаашный же! Чудо какое! Собралось вокруг немало зверья, успокаивают его, дали воды напиться. Обезьяна Фрузя выстригла ему три пучка шерсти меж глаз и пустила по ветру, чтобы и переполох его так улетел. Но где там, всё впустую! Видя, что с Волком беда, звери решили идти всем вместе туда, куда показывал Волк, и посмотреть, что там такое страшное. Подошли к месту, где всё ещё крутился Лис Никита, взглянули — и бросились врассыпную. Где же! Такого зверя ни видано, ни слыхано, сколько мир стоит и лес шумит. А кто знает, какая у него сила, какие зубы, какие когти и какая злоба?
Как бы ни тяготился Лис Никита своим новым видом, всё же он отлично видел, какое впечатление произвёл на Волка и других зверей.
«Эге, — подумал себе хитрый Лис. — Да это неплохо, что они меня так боятся. На этом можно неплохо сыграть. Подождите, я вам себя покажу».
И, задрав хвост, гордо надувшись, он пошёл вглубь леса, туда, где знал место, где сходятся все лесные звери. Тем временем молва о новом и страшном звере разошлась по всему лесу. Все звери, жившие в том лесу, хотели хоть издали взглянуть на нового гостя, но никто не смел подступить ближе. А Лис Никита будто и не замечает этого, идёт себе важно, словно в глубокой задумчивости, а придя на середину звериного майдана, сел на тот пень, где обычно любил сидеть Медведь. Сел и ждёт. Не прошло и получаса, как вокруг майдана насобиралось зверья и птиц видимо-невидимо. Всем любопытно узнать, что это за диво, и все его боятся, никто не смеет приблизиться. Стоят издали, дрожат и только ждут момента, чтобы дать стрекача. Тут Лис первым заговорил к ним ласково:
— Милые мои, не бойтесь меня. Подойдите ближе, я хочу вам кое-что очень важное сказать.
Но звери не подходили, и только Медведь, едва переводя дух, спросил:
— А ты кто такой?
— Подойдите ближе, я вам всё расскажу, — мягко и сладко говорил Лис. Звери немного приблизились, но совсем близко — не решились.
— Слушайте, милые мои, — говорил Лис Никита, — и радуйтесь! Сегодня утром святой Николай вылепил меня из небесной глины — присмотритесь, какая она голубая. И, оживив меня своим духом, молвил: «Зверь Остромысл! В зверином царстве воцарился беспорядок, несправедливый суд и неспокойствие. Никто там не уверен в своей жизни и своём добре. Ступай на землю и будь царём зверей, наводи порядок, суди по правде и не позволяй никому обижать моих зверей».
Услышав это, звери аж в ладоши хлопнули.
— О Господи! Так это ты должен быть нашим царём?
— Так, деточки, — важно молвил Лис Никита.
Неслыханная радость воцарилась в зверином царстве. Сразу бросились наводить порядки. Орлы да Ястребы наловили Кур, Волки да Медведи нарезали Овец, Телят и нанесли целую кучу перед новым царём. Он взял себе часть, а остальное по справедливости разделил между всеми голодными. Снова радость зазвенела, послышались благодарности. Вот царь! Вот добрый! Вот премудрый! Да с таким царём мы проживём века вечные, словно у Бога за дверями!
Шли дни за днями. Лис Никита был добрым царём, справедливым и мягкосердечным, тем более что теперь не нужно было самому ходить на охоту, подстерегать, морочиться. Всё готовое, зарезанное, даже ощипанное и освежёванное приносили ему услужливые министры.