Брату Евгению Тычине посвящаю
Плуг
Сейте.
И Белый, и Блок…
На майдане…
Как упал же он…
Перепашут звёзды…
И будет так…
Межпланетные интервалы…
Сразу ж за селом…
На могиле Шевченко. I
На могиле Шевченко. II
На могиле Шевченко. III
Мессия
Из цикла «Сотворение Мира». I
Из цикла «Сотворение Мира». II
Из цикла «Сотворение Мира». III
Письма к поэту. Триптих
Мадонна моя…
Псалом железа. I
Псалом железа. II
Псалом железа. III
Псалом железа. IV
Рондели. I
Рондели. II
26 — II (11 — III). I
26 — II (11 — III). II
Я знаю…
Гнату Михайличенко
Один в любовь…
Пухлым пророкам
Жгите универсалы…
Плуг
Ветер.
Не ветер — буря!
Крушит, ломает, с земли вырывает…
За чёрными тучами
(с блеском! ударами!)
за чёрными тучами миллион миллионов
мускулистых рук…
Катит. В землю врезает
(будь то город, дорога или луг)
в землю плуг.
А на земле люди, звери и сады,
а на земле боги и храмы:
о пройди, пройди над нами,
рассуди!
И были такие, что бежали.
В пещеры, озёра, леса.
— Что ты за сила такая? —
спрашивали.
И никто из них не радовался, не пел.
(Огненного коня ветер гнал —
огненного коня —
в ночи —)
И только их мёртвые, раскрытые глаза
отразили всю красоту нового дня!
Глаза.
Сейте.
Сейте в благодатный чернозём
с песней, с игрою…
Над долиной, низом —
солнце горою!
Работайте — проснулся улей.
Отрезвляет земля:
от вас я, от вас только воля —
никаких кривляний!
Будьте безумны — не зимни.
Новые, по-новому марсельезы!
Направо, налево мечи —
ставьте диезы в ключи!
Ударьте в медь, развейте тучи!
Верьте (не лгите!), идите,
фанфарами крикните в ночи:
диезы, диезы в ключи!
И Белый, и Блок…
И Белый, и Блок, и Есенин, и Клюев:
Россия, Россия, Россия моя!..
Стоит стократно растерзанный Киев,
и двести раз распятый я.
Там всюду уж: солнце! — поют: Мессия! —
Туманы, долины, болотяной путь…
Воздвигнет Украина своего Моисея, —
не может же быть!
Не может же быть, о, я чую, я знаю.
Под хохот и бурю, под гром от восстаний
от всех своих нервов в степь посылаю —
поэт, вставай!
Чернозём поднялся и смотрит в очи,
и кривит лицо в кровавый свой смех.
Поэт, любить свой край не есть преступленье,
когда это для всех!
На майдане…
На майдане возле церкви
революция идёт.
— Пусть чабан! — все крикнули:
за атамана будет.
Прощайте, ждите воли, —
гей, на коней, все в путь!
Закипело, зашумело —
только флаги цветут…
На майдане возле церкви
загрустили матери:
так свети же им дорогу,
ясный месяц в вышине!
На майдане пыль осела.
Замолкает речь…
Вечер.
Ночь.
Как упал же он…
Как упал же он с коня
да на белый снег.
— Слава! Слава! — докатилось
и легло у ног.
Ещё ж как руку приложил
к сердцу своему.
Рад бы ещё раз увидеть
вот такую зиму.
Гей, рубили врагов
да по всем фронтам!
С криком сел на грудь ворон,
чёрный ворон-птах.
Ударил революционер —
пошатнулся мир!
Как умирал в чистом поле —
всем послал привет.
Перепашут звёзды…
Перепашут звёзды.
Переночуют ночь.
На восток во все стороны —
меч! меч! меч!
С песнями, с молотками! —
(мотив-локомотив!) —
Навстречу им заводы,
воды, жито…
В её — натянуты перси!
Он весь — локомотив! —
Навстречу им заводы,
воды, жито…
Когда устанут — обнявшись,
на спад опять спать.
От тела их пахучего
росистый пот…
И будет так…
И будет так —
Слепые: где же то небо — я не вижу?
Глухие: мне чудится, правду я бы услышал!
Калеки: плачу,
От боли кричу!
И будет так —
Ложное небо смехом кто-то расколет.
И станет мир новый и люди, как боги.
И всюду, где будет поле, —
Плуги, плуги…
Межпланетные интервалы…
Межпланетные интервалы!
Солнце (всюду этот сон!), Юпитер…
А между ними не хоралы —
Ветер
Марс — как бога! — Марс, Венера…
— всюду ждут как бога друга:
Глаза революционера,
Тоска
Крик в межзвёздной утробе:
Мы бы цвели, пили бы весёлое! —
Так душа, душа в плену,
Увы
Мы бы как травы, как отавы…
Но те же самые всюду проклятья!
Рвут сердце не октавы —
Ноны
Сразу ж за селом…
Сразу ж за селом —
всех их расстреляли,
всех раздели,
над мёртвыми глумились,
били им челом.
Выпала ж зима! —
Что теперь всем воля,
врезали вам поля,
в головах тополя,
а голов нет.
Как почернела ночь —
за селом светило,
с песнями ходило,
хранило, кадило
невинную сечь.
На могиле Шевченко. I
И, поклонившись праху,
мы сходили с горы.
— И снова тиран. И снова неволя.
Хриплый, далёкий пароход
сигару закурил…
Сон-волна.
Как вдруг за Днепром кто-то высек огня.
Уперся в дождевые столбы,
стряхнул:
пей, земля, пей!
напейся от восстаний!
…Зазвенел струнный гнев.
Зашевелились деревья и пристань.
И лодки испугались, как кони…
Красно-сине-зелёное дугою сказало всем: здравствуй —
и начало брать воду.
А во мне —
(зазвенел струнный гнев) —
Ой, будет ещё потопа,
и смеха,
и вина.
На могиле Шевченко. II
Остановились мы на «Чайке».
Васильченко с «Кармелюком»,
я — с «Сковородой».
Вспоминаю: в реке задумался месяц…
А на веранде над водой
песни и карты вокруг стола:
приехали, мол, к Тарасу
от Скоропадского Павла,
от свинопаса!
Жаловались: нет добра,
а мы ж добра всем хотим.
Россию нам «собрать» пора!
Павлу послужим «между прочим»,
а там…
Кровавился месяц по краям.
Заснул мой товарищ, мужик.
…а там не выпустим из рук!
И вдруг заплакала вода…
И ни у кого не было спросить:
кого же нам на Украину ждать?
— Кармелюк.
— Сковорода.
На могиле Шевченко. III
А за Трипольем на горе
уже гремел Зелёный.
Заворушились в Тараще…
— дожди, дожди —
Пошли мы в Канев.
Вишнёвые улочки, базар.
Театр словно загон.
А вниз, к реке, от Собора —
всё яр да яр…
Кого же бьют? — И это свобода?
— Молчи! карательный отряд
не может взять взятку? —
Когда же сдохнет лютый гад
и не задушит народ!
Возвращаемся… — Пора!
Пора! — встречают нас на «Чайке».
Куда пора? бежать? от кого?
Пойдём и мы в повстанцы — смеёмся…
И кто-то сказал:
подождите,
здесь живёт ведь где-то Винниченко.
… Ой Княжья Гора!
высоконька.
Мессия
Представляю —
(страшный миг!) —
Придёт, зарыдает с отчаяния
и солнце затемнит.
Кто-то бросит слово пьяное:
— На расстрел! на тротуар!
И месяц встанет
как на пожар.
Вместо дождя, вместо росы —
камни с неба…
И чьи-то голоса:
— Не надо! не надо!
Калека, спеша куда-то, наступит на ребёнка.
И все будут кричать без конца:
— Мессию! Встречайте Мессию!
— Осанна Ему, Он пришёл!
И кровь
смертный экстаз превратит в мечту.
Из цикла «Сотворение Мира». I
Сначала не было ничего —
только сила,
движенье!
Сначала вместо бога
огненные крылья,
а над всем дух…
И поднял огонь свои ладони:
бури весёлые! —
хочет думать туман.
Смолкли хоры багряные.
И встали скалы.
Зашумел океан…
день первый
Из цикла «Сотворение Мира». II
Уже бы заснул сизый вечер.
Заснула Ева — тихо.
Лежит отара — ночь.
Адам из шатра выходит.
Пришёл и стал — пещера.
Развёл огонь — кует.
Воззрели звёзды.
Проснулась Ева — тихо.
Звенит железо? — ночь.
Пришла: иди спать! — не слышит.
Стоит Адам — задумался.
А возле него — плуг.
день второй
Из цикла «Сотворение Мира». III
Отдали бедных на поталу
захватчикам и капиталу.
Сами ж на трон и как цари.
«Мы тут внизу, боги вверху.
Идите на фабрики и в шахты,
несчастные нищие!»
Закричали бедные: ближние и дальние!
Не телеграммы приветственные,
а пулю в лоб богачам!
Возьмём, возьмём на острые лезвия!
Всем странам —
Марсельеза!
день предпоследний
Письма к поэту. Триптих
I.
Эллады карта, Коцюбинский,
на этажерке лебедь:
вот и вся моя комната, —
заходите как-нибудь!
Я встречу вас, как друга.
Ах, я давно Вас ждала,
ещё когда над книжкою стихов
смехом и слезами дрожала.
Мне всё снится: солнце, песни,
и Вы, и день весенний, —
И вот я с Вами уж знакома,
поэт мой драгоценный.
Приходите сегодня: у меня дома
лишь я одна да цветы.
Я целый вечер буду ждать,
бояться и радоваться…
II.
Вы, верно, не из наших сёл,
или… о нет, не смею.
Читала Вас я — и не всё,
не всё я разумею.
То я в поле, то в лесу —
всё мне представляется:
у Вас в книжке неживое,
а здесь живое смеётся…
О Вас недавно кто-то писал:
«Поэзии украшенье».
А всё же таки у Вас не так,
не так, как у Тараса.
Про всё у Вас есть: и за народ,
и за несчастье края.
А как к сердцу то принять —
простите, я не знаю.
III.
Я коммунистка, хожу в «чужом»,
отрезала косу. —
И Вам не стыдно петь
в наш век про солнце, про красу?
Пишу Вам, потому что захотела.
Скажите мне:
кому нужны рахитичные
те сонеты и песни?
Народу, скажете? голодным? —
Несчастна, жалка та рука,
что триолетами накормит
рабочего.
Покамест прощайте, не дивитесь —
это не любовный лист.
А впрочем скажу: Вы — сила,
и из Вас ещё выйдет коммунист.
Мадонна моя…
I.
Мадонна моя, Пренепорочная Мария,
прославленная в веках!
На наших одиноких алтарях
лишь ветер веет…
Пройди над нами с омофором,
зарыдай над селом. —
Уже мы Тебе ни песнь, ни псалом
не воспоём диким хором.
— Женщина отважная, дева греховная
идёт к нам.
Нагая — без одежды, без прикрас —
чарует, как роза полная.
Склонись, Мадонна, на причёлок
последней хаты в селе.
Улыбнись — и пойди себе прочь по ржаном поле,
отмахиваясь от пуль, как от пчёлок…
II.
Уже славят, поют
новое имя.
(Ave, Maria,
Калина моя!)
Идёт и смеётся:
жизнь! цветы!
Солнце на скрипку,
облачко в танец.
На бёдрах, как струнах,
лежит рука.
Здравствуй, девушка, —
чья же ты такая?
Скажу — не скажу я:
всех, твоя…
(Ave, Maria,
Калина моя!)
III.
Мадонна моя, Мать Пречистая,
мой Голубой Цветок!
Вступает в век новый
душа чистая.
Вместо лилии розу
целуют уста.
А всё же, как Пётр от Христа,
отречься от Тебя не могу.
С кем же теперь, в какой же час
молодым омоложусь?
Неужто ни разу не помолюсь
за мою любовь, за человека?
Звенит железо. Молчат бетоны.
За годами года.
Звени же в сердце, Мечта Золотая,
на разные тона…
IV.
Не из камня, не из мрамора —
из простого железа.
— Нежная, отважная,
о где же твой хитон?
Где риза золототканая,
скорбные твои очи? —
Стройная осанна,
васильковый тон.
До ночи будем трудиться
в поле, как в храме.
Пой — наливайся
жатвой в унисон!
С песнями, с поцелуями
встретят нас мадонны.
Поздний… железный…
над персями сон…
Псалом железа. I
Ненавидим проклятую медь,
бетоны и чугуны!
Ой что там в поле, что за гул —
татары, турки, гунны?
Выходим утром словно из пещер —
дымится по всей стране!..
Вместо цветов сабли, копья
сверкают в долине…
Вспыхнет — ударит — прогремит,
затихнет за горою —
И уж спешит, и уж шумит
вверху над головою; —
ударит копытом, заревёт,
подбросит тучу сизую —
И с криком в небо восстаёт
новый псалом железа.
Псалом железа. II
Где-то за морями — право, честь.
За океаном — совесть.
Хоть бы вокзал побежал, крикнул,
разбудил промышленность!
Ослаб город: кашель, кровь.
На труп — вороны, галки…
Лишь иногда, как будто во сне,
музыка и катафалки.
И ходит слух: генерал
убежал из города утром.
Без боя, видно, сдадут,
когда повсюду повстанцы.
Стоит завод, — не пьёт, не ест,
уж плесенью взялся внизу…
И молча в небо восстаёт
новый псалом железа.
Псалом железа.