(Драматическая поэма)
I
Берег возле озера Гадаринского. Далеко на горизонте едва мелькают лодки у берега и чернеет народ, что толпой залёг на дальний берег.
Миріам, "одержимая духом", в глубокой тоске бродит меж камнями над берегом, дальше поднимается на утёс и смотрит не на берег, а в глубь пустыни, она видит там кого-то вдали.
М і р і а м
Он там, он всё сидит так недвижимо,
как те камни, что вокруг него.
Над ним — мне кажется, я то вижу, —
нависли думы тучей роковой,
вот-вот из них ударит молния ясная
и целый мир озарит. Ох, когда ж,
когда она разрушит тьму тяжёлую?
Хоть бы меня убила та молния,
я жажду, жажду, чтоб она взлетела,
чтоб хоть на миг чело то просияло.
Питал он всех толпу, и тела, и души,
всем давший мир, а сам в пустыне этой
пасёт отары дум неизмеримые.
Им нет конца, а для него покоя...
Какой он одинокий, боже правый!
Неужто ж невозможно ему помочь?
Неужто он навеки будет одинокий?
«Мессия в славе явится судить мир», —
так сказано в пророчестве, и больше
ни слова. Правда и любовь — для мира,
а для Мессии что? Лишь только слава?
«Война и распри, смерть и боль исчезнут,
и будет мир на всей земле, и счастье...»
А для Мессии? — снова «слава в вышних»?
И только слава? О, какая кара
Мессией, что спасает мир, быть!
Всем дать блаженство и несчастным статься,
несчастным — так, ведь вечно одиноким.
Кто мог бы сам его спасти от муки,
от этой славы, страшного венца?
(Под гнётом внезапной усталости садится под утёсом и склоняется на камень).
Чего ж за ним я следом всё блуждаю?
Зачем? Сама не знаю. Верно, дух
меня сюда завёл на верную погибель.
Ну что ж! пускай! Мне здесь погибнуть лучше,
чем где-нибудь. Я здесь умру, но взором
в пустыне я зорила, как соколица,
всё выискивала: не взглянет ли он раз
на меня хоть? Не взглянул и не обернулся...
Слишком уж дерзкой была надежда!
Чего ж ждала я?.. Сама не знаю!
(Раскачиваясь, как плачущие на гробе, поёт тихую восточную жалобную песнь, долго, без слов.).
Про то спевать лишь можно, а сказать
не хватит слов.
(Поёт опять).
Какая шла толпа
за ним, когда ходил он по Галилее.
И каждый успевал коснуться хоть одежды,
хоть края плаща Мессии, только я
не посмела прикоснуться, ведь просить
мне не было о чём: ни исцеленья,
ни хлеба в голод. Я и не знала,
зачем шла я за всеми...
(Поёт снова)
Он никому
не отказал ни в утешении, ни в слове.
Кому чего недоставало — он давал.
(Поёт)
А что ж мне недостаёт? О, Мессия,
быть может, знаешь ты?!
Незаметно для Миріам Мессия подошёл к ней из-за скалы, идя из пустыни, и склонился над нею.
М е с с и я
Знаю, Миріам!
М і р і а м
(ужаснулась)
Учитель!
М е с с и я
Не бойся, женщина, я дам
тебе покой.
М і р і а м
О, я не хочу,
не хочу покоя я!
М е с с и я
(кротко и сурово вместе)
Миріам,
то дух в тебе вещает. Почему ж
не хочешь? Покой ведь ищет каждый.
М і р і а м
Но ты,
Учитель, сам покинул тот покой,
что был в тебе в тихом Назарете.
М е с с и я
Ты равняться хочешь?..
М і р і а м
(с порывом)
Нет, Мессия,
я не равняюсь с тобой, нет!
Я знаю, я несчастная лишь женщина.
М е с с и я
Так для чего ж отказываешься от покоя,
единственного утешения несчастных?
М і р і а м
(с внезапной отвагой)
Потому что ты его не имеешь, сыне Божий!
М е с с и я
Что до меня тебе за дело, женщина?
Миріам, сокрушённая и смущённая, закрывает лицо покрывалом и поворачивается, чтобы уйти.
М е с с и я
Стой, Миріам, скажи, ты веришь в меня?
М і р і а м
(не открывая лица)
Я верю, что ты Божий сын, о Мессия,
и всех, кроме меня, ты спасёшь.
М е с с и я
Всех, кроме тебя, женщина?
М і р і а м
Ты сказал.
М е с с и я
Я не сказал того.
М і р і а м
Но я то слышала.
Прости, Учитель, я должна уйти.
(Отступает).
М е с с и я
Куда уйдёшь?
М і р і а м
Не знаю. Так, в безвестность.
М е с с и я
Зачем же идёшь?
М і р і а м
Потому что должна.
М е с с и я
Зачем?
М і р і а м
.
Ты знаешь. Ты — Мессия! Я не знаю.
М е с с и я
Останься тут.
Миріам молча останавливается.
М е с с и я
Скажи, скажи мне, слышала
ты, что я людям говорил?
М і р і а м
Да, Мессия.
М е с с и я
Ты приняла мои слова?
М і р і а м
Никогда
не позабуду их.
М е с с и я
И вслед за ними пойдёшь?
М і р і а м
Они за мною будут всюду следом
кричать: «Ты идёшь в неправый путь!»
И, словно на огонь, на них ступая,
я буду на слова твои горящие —
и будут следы мои кровавы от них.
М е с с и я
Упрямы речи твои, как рабыня,
что знает волю господина и не слушает.
Таких рабов суровая кара ждёт.
М і р і а м
(падает на колени)
О горе! Пала кара на меня,
и уж никто её не снимет с сердца!
М е с с и я
Мало у тебя веры. Хоть бы мала
как зерно её была...
М і р і а м
О, я верю,
без края верю в тебя, о сыне Божий,
но в себя не верю я! Не верю,
чтоб я могла слова твои вместить.
М е с с и я
Такое смиренье хуже гордости.
М і р і а м
О, в сто раз хуже — знаю я то прочно,
и в этом — мой отчаянье.
М е с с и я
Не накликай
клеветы лишней на душу свою, —
такою чёрною она быть не может.
М і р і а м
О нет, Учитель, чёрная сильнее,
чем хата-пустка после пожарища
чёрнеет пустотою. Воды
слов твоих живые, исцеляющие,
моей души не в силах излечить.
Вода спасёт от пламени живого,
но сгоревший дом напрасно поливать.
М е с с и я
Что ж сожгло твою душу, женщина?
М і р і а м
Не знаю: или ненависть, иль любовь.
М е с с и я
Кого ж ненавидишь ты?
М і р і а м
Врагов.
М е с с и я
Своих?
М і р і а м
Твоих.
М е с с и я
Я заповедал их любить.
М і р і а м
А я люблю... не их.
М е с с и я
Они для тебя,
как для меня, — ближние.
М і р і а м
Но я
от них далёка, словно от ехидны.
М е с с и я
Они не ведают, что делают.
М і р і а м
И ехидна
не ведает, а всякий её раздавит,
когда встретит на пути.
М е с с и я
Когда б ехидна
сумела бросить свою злобную отраву,
была б не хуже голубки.
М і р і а м
Но ведь она отравы не покинет.
М е с с и я
О Царстве Божьем на земле ты слышала?
М і р і а м
А я его нигде не вижу ныне.
М е с с и я
Ты смотришь и не видишь, маловерная.
М і р і а м
О да, не вижу! Свет твоего духа
меня слепит. Чем яснее ты мне,
тем врагов души мрачнее облики,
тем меньше ехидна схожа с голубкой.
Не маловерная я, слишком верю,
и вера та меня навек погубит.
Я верю, что ты — свет, и этот свет
тьма не примет себе?
Я верю, что ты — слово, и такого
глухорожденный люд не слышит?
Им нужен, может, новый Мессия?
Им, может, сына Божьего не хватит?
М е с с и я
Они слепы, ещё не прозрели,
и слова одного им мало для веры,
им нужно дело.
М і р і а м
Ты творил чудеса!
М е с с и я
Творил чудеса лишь над водой;
того не хватит — нужна кровь.
М і р і а м
(в ужасе)
Кровь?
Чья же кровь, Учитель?
М е с с и я
Моя.
М і р і а м
Пусть им падёт она на головы!
М е с с и я
Не проклинай: проклятье возвратится
на того, кто изрёк.
М і р і а м
Пусть!
Я знаю это, проклята я вечность,
ведь я не умею врагов любить.
О, каждый тихий усмешечный взгляд фарисея
мне хуже скорпиона злого.
Мне отвратительна не яд лишь сам,
но всё его извивчатое, подлое тело.
Я вся дрожу, когда его увижу.
В речах моих я слышу звон оружья,
во взгляде — полиск острого клинка,
так я вооружена своей ненавистью,
как страж у царских врат,
что рад меч поднять на всякого,
кто зло замыслит на владыку.
М е с с и я
Ты, может, и меня так ненавидишь, женщина?
М і р і а м
(с укором)
Учитель!
М е с с и я
Или, быть может, скажешь — любишь?
М і р і а м
Ты сам сказал.
М е с с и я
Я так сказал: кто говорит,
что любит Бога, а брата ненавидит, —
то неправда.
М і р і а м
Разве не любит
и тот, кто душу отдаёт?
М е с с и я
Что значит, женщина,
отдать душу?
М і р і а м
Значит — быть готовой
умереть за любовь.
М е с с и я
То тело отдать. Души в том нет.
М і р і а м
А кто оставил ради ближних,
ради иного всё родное, милое, что жил он доселе, —
разве не любит?
М е с с и я
Кто всё оставил, но себя не оставил, —
тот не любит.
М і р і а м
О Господи, какую
жертву ты хочешь?
М е с с и я
Жертвы я не требую,
любви лишь.
М і р і а м
Должна я всех любить?
М е с с и я
Да, всех.
М і р і а м
Всех, кроме тебя, — возможно.
Но и тебя, и всех — превыше сил.
За что же, за что мне их любить?
М е с с и я
Недоверчивые лишь вопрошают «за что?».
М і р і а м
О, как умеют недоверки любить!
Как пламя, жарка их любовь!
М е с с и я
А та любовь, что я от тебя жду,
как солнце быть должна — светить для всех.
М і р і а м
О, что мне делать? Солнца нету
в душе моей. Лишь ночь, лишь мрачная ночь.
М е с с и я
Возможно, солнце встанет и для тебя.
М і р і а м
(с внезапной надеждой)
Учитель! позволишь ты
мне кровь пролить мою?
М е с с и я
За кого? За людей?
М і р і а м
Нет, не за них!
М е с с и я
Так для чего же проливать
напрасно кровь?
М і р і а м
А может, не напрасно?
А может, кровью выкуплю я...
М е с с и я
Без любви кровь выкупить не может.
М і р і а м
Когда б ты захотел принять мой выкуп,
чтоб не лилась твоя святая кровь!
М е с с и я
Ты хочешь выкупить меня?
Миріам молча кивает.
М е с с и я
Напрасно!
М і р і а м
Пусть напрасно! Но позволь погибнуть
хоть не за тебя, то с тобою вместе!
М е с с и я
Ваалу дают пустые жертвы,
я их не принимаю.
М і р і а м
Мессия!
М е с с и я
Нет, для тебя
я не Мессия. Ты меня не знаешь.
(Уходит).
Миріам остаётся в пустыне одна.
II
Гефсиманский сад. Двенадцать учеников спят глубоким сном. Мессия молится. Миріам тайком крадётся вдоль садовой стены, встаёт в глубокой тени, откуда ей видно Мессию в лунном свете.
М е с с и я
(к ученикам)
Спите? Не спите! Душа моя печальна смертельно...
Ученики не откликаются, спят...
М і р і а м
(про себя)
Боже! снова он один,
ещё сильней, чем в пустыне! Эти люди
тверже, чем камни... Вон лежит
тот ученик, про коего народ
говорит: «Любимейший у Учителя»,
а спит он, как и все, — крепче даже,
ведь самый юный... Я одна не сплю,
я вместе с ним страдаю, рядом с ним,
но я немая, как сей мур, невидна,
как эта тень, будто я не живая,
будто и души нет во мне совсем...
Я подойду к нему...
(Выходит чуть из тени, но вновь скрывается).
Нет, не смею...
Он скажет снова, как тогда сказал:
«Что до меня тебе за дело, женщина?»
Что ж я ему скажу? Душа моя
теперь чернее. Я теперь не только
к врагам его питаю ненависть,
но и к друзьям. О, к ним ещё большую!
Вы, сонное отродье! Свет полуночный
не будит вас? Вам зарево кровавое
глаза ленивые раскрыть не сможет?
Чтоб вечный сон придавил вам грудь
и морок вас душил во веки вечные!
Сто раз милее мне ядовитые гады,
ведь у них кровь теплее, чем у вас.
(С отвращением отворачивается от сонных учеников.)