— Молились,
Молились перед крестом
Закованные в цепи неофиты,
Молились радостно. Хвала!
Хвала вам, души молодые!
Хвала вам, рыцари святые!
Во веки веков хвала!
XI
И в Рим галера прибыла.
Прошла неделя. Пьяный кесарь,
Остригши сам себя под Зевеса,
Назначил Зевесу юбилей.
Ликует Рим. Перед кумиром
Везут возами ладан, мирру,
Гонят гуртами христиан
В Колизей. Как в бойню, хлынула
Кровь по арене. Ликует Рим!
И гладиатор, и патриций,
Оба пьяны. Кровь и дым
Их упоили. Славу-руину
Рим пропивает. Пышный пир
По Сципионам. Буйствуй! буйствуй,
Гнусный старик! Развлекайся
В своих гаремах! Из-за моря
Уже встает святая заря.
Не праведным громом с небес
Тебя убьют. Тупым ножом
Тебя зарежут, как собаку,
Прикончат молотом.
XII
На второй день
Ревет арена. На арене
Лидийский золотой песок
Покрылся алой пеленой,
Смешался с кровью, стал болотом.
А сицилийских назареев
Ещё не было в Колизее.
На третий день и их в оковах
С конвоем, с голыми мечами,
Толпой в бойню привели.
Арена зверем заревела.
А твой сын гордо на арену,
Псалом воспевая, ступил.
И пьяный кесарь, словно бешеный,
Заржал. И выскочил леопард
Из тёмной клетки, вышел, глянул...
И полилась святая кровь.
По Колизею — грохот, гром,
Как буря, покатился вой
И вдруг затих. Где ты была?
Куда исчезла? Почему
На кесаря святого своего
Не кинулась? Но стерегли,
В три ряда воины обступили
Зевеса. Ликторы. За ним,
Твоим Юпитером святым,
Захлопнули железный вход.
А ты осталась вся одна,
Одна-одинешенька снаружи.
И что ты можешь? — Горе! Горе!
О, горе лютое моё!
Моя ты доленька! Без него
Что мне осталось? К кому теперь
Мне прислониться?.. — И бедняжка
Оглянулась, и о стену,
О старый мур седой главой
Ударилась — и замертво
Упала у ворот.
XIII
С позорища под вечер
В термы скрылся
Святой кесарь с ликторами.
Колизей остался
Без кесаря и без римлян,
И словно заплакал
Одиноко. Словно скала
На поле чернеет
Тот Колизей посреди Рима.
Тихо, тихо веет
Из-за Тибра, с Альбано
Ветер над Римом.
А над черным Колизеем,
Словно сквозь дым, плывет
Полный месяц, круглолицый.
И мир первозданный
Опустился в лоно ночи.
Только мы, Адаме,
Твои чада преступные,
Не знаем покоя
До самой могилы
В потерянном рае.
Грыземся, как псы,
За вонючую кость,
Да тебя же и презираем,
Прадед ленивый!
XIV
Немного отдохнула
Старая, избитая мать.
Живущую силу
Сила ночи воскресила.
Встала, походила
Около запертой двери
И что-то шептала.
Может, кесаря святого
Тихонько проклинала?
А может, и так. Тихонько
Ко входу подкралась,
Прислушалась, улыбнулась
И что-то прошептала,
Какое-то слово. И тихо
У ворот присела
И загрустила. Незабаром
Дверь отворилась.
И на возах, на колесницах,
Из Колизея, из бойни
Святые вывезли тела
И повезли к Тибру. Трупами
Убитых праведников кормили
Для кесарского стола
В Тибре рыбу. Встала мать,
Огляделась, взялась
За избитую голову руками
И тихо, молча вслед за возами
Как тень черная пошла
К Тибру. А скифы сероглазые,
Погоничи, рабы рабов,
Подумали: сестра Морока
Из ада вышла проводить
Римлян в преисподнюю. Сбросили
В воду трупы и назад
Возвратились скифы с телегами.
А ты осталась одна
На берегу. И ты смотрела,
Как расходились, растекались
Круги широкие по глади
Над сыном праведным твоим!
Смотрела, пока не осталось
И следа живого на воде.
И улыбнулась ты тогда,
И горько, страшно зарыдала,
И помолилась в первый раз
Распятому за нас. И спас
Тебя распятый Сын Марии.
И ты слова Его живые
В живую душу приняла.
И на торжища, и в чертоги
Живого истинного Бога
Ты слово правды понесла.
1857, 8 декабря, Нижний Новгород