Я бы ему туда хоть одно зернышко дроби всадил — тогда, пожалуй, он наш.
Эдмунд на миг прицелился и выстрелил. Горы взревели пятикратным эхом, встрепенулись в испуге клёни, только большой патриарх будто обезумел — закружился на поверхности, метался в разные стороны, то погружаясь вглубь, то снова выныривая и хрипло судорожно втягивая воздух широко раскрытым ртом.
— Наш, наш! — радостно закричали оба брата и быстро стали раздеваться, не спуская глаз с необычного зверя.
— Следи, куда он поплывёт, чтобы только не забился куда-нибудь в пещеру! — кричал Тонё, сбрасывая пиджак и жилетку одним движением.
— Смотри, смотри, где он! Мы должны его поймать! — кричал Мундзьо, стоя скидывая ботинки.
— Ушёл на дно! Нет! Не видно! — с грустью сказал Тонё.
— Вон там, вон там снова появился! — обрадовался Эдмунд, стягивая рубашку. Его нежное белое тело, как чистый алебастр, засияло на солнце. Юноша слегка вздрогнул, когда его окатил свежий ветерок с реки, но тут же вскочил на край скалы, поднял руки вверх и сложил ладони над головой, готовясь прыгнуть в воду.
— Стой, стой, не прыгай! — крикнул Тонё, тоже уже полностью раздетый. — А то он испугается и совсем уйдёт!
— Куда ему уходить, если подстрелен?
— Видишь же, скорее всего рана лёгкая, раз так метается. Пойдём по тропинке вниз и тихонько выплывем на середину. Может, загоним его к броду и поймаем.
А клень, как сумасшедший, метался в водовороте. Братья соскользнули вниз по мокрому скальному желобу и осторожно, Эдмунд первым, за ним Тонё, поплыли туда, где плескалась рыба. Одно-единственное зерно дроби попало ей внутрь, но не задело плавательный пузырь; рыба бесновалась от боли, но умирать не спешила.
— Сюда! Сюда! Я его держу! — крикнул Эдмунд, схватив кленя обеими руками. Тот забился и закрутился с ужасающей силой, и Эдмунд, не в силах удержать его одной рукой и не желая отпускать, вместе с ним ушёл под воду.
— Мундзьо! Мундзьо! — закричал в панике Тонё, но Эдмунд уже не слышал его крика. Тонё видел, как тот в глубине боролся с мощной рыбой, не желая отпускать её. Не раздумывая, он нырнул, чтобы помочь брату, когда вдруг увидел — клень вырвался из рук Эдмунда и рванул стрелой к берегу, а Эдмунд не всплывает. Что это? Глаз обманывает или брат и впрямь, как камень, идёт ко дну? Тонё видел, как тот, словно в отчаянии, машет руками, но всё напрасно. Мальчика проняла смертельная тревога; он вспомнил, что у Эдмунда иногда случаются судороги в ногах, а в воде такая судорога делает человека полностью беспомощным. Что делать? Тонё был хорошим пловцом и за себя не боялся, но знал: тонущий может утянуть за собой даже лучшего пловца, если неправильно его спасать. Правда, у Эдмунда были довольно длинные волосы, а за волосы спасать — самое надёжное. Но что, если тот схватит его руками и оба пойдут ко дну? Да всё равно! Некогда раздумывать — Тонё собрал все силы и нырнул. Не сразу он достиг самого дна, где только что осел бессознательный и почти уже мёртвый Эдмунд. Тот уже не двигал руками. Тонё схватил его за волосы и одним рывком вытянул на поверхность, а затем, держа его голову над водой левой рукой, а правой гребя, благополучно доплыл до противоположного берега.
— Мундзьо! Мундзьо! — кричал он, уложив посиневшего брата на песок, но тот не откликался, лежал, как мёртвый. В отчаянии Тонё стал трясти его, перевернул лицом вниз, стал растирать кулаками поясницу, потом щекотать под мышками — ничего не помогало. Наконец он начал щекотать ступни — и, о радость! — Эдмунд шевельнул ногой.
— Живой! Живой! — радостно вскрикнул мальчик.
— Мундзьо, братик! Проснись! Отзовись! — кричал он прямо в ухо, не переставая тереть грудь и виски. Наконец Эдмунд открыл глаза и сел.
— Что со мной? — прошептал он, тяжело дыша.
— Ну, слава богу! Слава богу! — сказал Тонё.
— Что со мной случилось? Как мне плохо... — шептал Эдмунд слабым голосом. — Ах! — вскрикнул он вдруг, вскакивая. — Теперь помню! Эта проклятая рыба потянула меня на дно. Я не хотел её отпускать. А тут вдруг судорога в обе ноги. Ой! Как же я испугался, когда понял, что тону и не могу всплыть! Так я тонул, Тоню?
— Конечно, тонул! Уже и на дне лежал, посиневший, как смерть.
— Боже мой! И ты меня спас?
— Ну, слава богу, что спас. А то думал, что всё, конец тебе.
— Братишка! — вскрикнул Эдмунд, бросился обнимать и целовать Тоня.
— Ну, ну, не за что благодарить. Это долг, Мундзьо, спасать тонущего. Каждый должен так поступать.
— Должен, не спорю. Но каждый ли это сделает? И ты ведь не побоялся, что я потяну тебя за собой? Знаешь же, как это бывает.
— Боялся, но не время было думать, когда вижу — ты, как камень, идёшь на дно! Да что об этом говорить! Слава богу, всё обошлось!
— А что рыба? Где она?
— Да чтоб её чёрт побрал! Пусть раки её гложут, проклятую! Из-за неё ты едва не погиб.
— Ну, это было бы прекрасно — чуть не умер, а рыбу и не поймал! — воскликнул Эдмунд. — Нет, так не пойдёт! Раз уж пошло на то, она должна быть нашей.
— Га, тогда пошли, поищем! — сказал Тонё.
И далеко идти не пришлось. Клень, как полено, качался у берега, медленно вращаясь и широко хрипя жабрами. Эдмунд, полный ярости, бросился на него, схватил за толстую голову и выкинул на берег. Потом подскочил, схватил камень и со всей силы ударил по голове.
— А! Вот тебе за всё! — крикнул он, и его лицо исказилось от злобы, словно под его руками был заклятый враг. — На! Получай! И ещё! И ещё! — И Эдмунд бил, швырял и топтал ногами сверкающую серебристую рыбу, которая в последних судорогах пищала, хрипела и металась по песку. Изо рта у неё текла кровь, смешанная с водой, в виде кровавой пены; удар разбил ей один глаз.
— Мундзьо! — с упрёком крикнул Тонё. — Что ты творишь? Разве можно издеваться над бедным созданием?
— Ага! Бедное создание, — кричал задыхаясь Мундзьо, не прекращая истязаний. — Бедное, а меня на дно потянуло! Нет, замучу до смерти. Пусть знает!
— Но, братик! Подумай, ведь оно только что было живым, здоровым, весёлым, плескалось себе, жить хотело — и вдруг бах! Несчастье. Оно ведь тоже хотело жить. В чём его вина? Не оно тебя затянуло в бездну, а ты его.
— Нет! — вскричал Эдмунд. — Я тонул из-за него! Из-за него! Не прощу! Это мой враг, и я убиваю врага! Сгинь, тварь!
И с этими словами он снова ударил рыбу по голове так, что та только дернулась и застыла.
Тонё не мог смотреть на это избиение. Он бросился в воду и поплыл на середину водоворота.
— Готово! — крикнул Эдмунд. — Теперь не убежит! На, держи!
И, размахнувшись, швырнул рыбу, словно полено, в воду. Тонё подплыл, поймал кленя, переплыл на другой берег, положил в тень, прикрыл лопухами и вернулся к брату.
Эдмунд всё ещё стоял на берегу нагой, дрожа всем телом, как от холода. Лицо его было бледное, зубы стучали, будто в лихорадке. Эта месть над несчастной рыбой была каким-то бессознательным взрывом потрясённого до глубины организма; смертельный ужас, испытанный им на дне водоворота, вылился в такую жестокость. А потом пришло изнеможение, отвращение к воде и ко всему вокруг. Тонё быстрее справился с эмоциями и повернулся к брату со своей обычной мягкой улыбкой.
— Ну что, пойдёшь искупаться?
— К чёрту эту воду, — сказал Эдмунд. — Противно даже смотреть на неё! Там на дне — смерть! Она уже мне в глаза заглядывала!
— Ну, это случайность! Больше такого не будет. Пошли!
Но Эдмунд почувствовал сильнейшее отвращение к воде, как все, кто тонул. С трудом Тонё уговорил его хоть смыть с себя песок у берега. Ещё труднее было убедить его переплыть на другой берег, где лежала одежда. Всё тело пробирала дрожь, когда он вошёл по пояс в воду, и он наотрез отказывался плыть, пока Тонё не поплыл рядом, чтобы в случае чего сразу прийти на помощь.
— Ну и к чёрту эту твою воду! — сказал он, дрожа от холода на том берегу. — Проклятая со своими рыбами! Ни видеть, ни слышать не хочу! В последний раз купался в реке, и то в такой бешеной, как эта!
— Бедный Мундик, — сказал с улыбкой Тонё. — Ну и страху она тебе нагнала, не приведи господи! Но я думаю — не зарекайся! Кто знает, когда придётся. А если вдруг увидишь тонущего? Все зароки в сторону — и кинешься спасать.
— Разве что сестру... маму, папу, ну и... тебя. А больше — никого. Даже Густку — нет!
— Ха-ха-ха! Вот так брат! И старшему брату утонуть позволишь. Этого я от тебя не ожидал, Мундзьо.
— Вот беда! Знаешь, как Кохановский говорил: Nie spodziewałem się tego — słowo jest człeka głupiego*. Что ты не ожидал — ещё не повод, чтобы я кидался, шею ломал, спасая других, тем более тех, кто мне отродясь безразличен. Может, ты ещё надеялся, что и врага своего я спасать буду?
— Ну, конечно, — серьёзно сказал Тонё.
— Никогда! — страстно воскликнул Эдмунд и полез вверх по желобу на скалу одеваться.
Тонё замолчал. Ему стало тяжело после этого разговора. Он ещё раз переплыл водоворот, хорошо умылся и тоже вышел из воды. Купаться больше не хотелось. Он взял с собой наверх убитого Эдмундом кленя, который уже задубел и лежал с широко раскрытым кровавым ртом и выпученными, тоже кровавыми глазами, словно кричал от ужаса и в тот миг был настигнут смертью. Эдмунд бросил взгляд на рыбу, и ему стало как-то нехорошо — то ли стыдно, то ли больно на душе. Он весь задрожал и отвернулся.
— Тьфу! — прошептал он. — Заверни эту проклятую рыбу в какую-нибудь тряпку или хотя бы в лопух, чтобы я не смотрел на её разинутую пасть. Противно!
_______________
* «Не ожидал я того» — это слова глупого человека (по-польски).