За столом, на лавках, сидят девушки, одетые по-городскому, но слишком бедно, запнутые грязными фартуками; у каждой девушки ножницы и много маленьких щипчиков, колодочек, тисочков; перед каждой лежит куча того лоскута и мелочи.
Одни девушки выдавливают острой машинкой листья и лепесточки, другие вставляют проволоку в те листья, третьи красят, четвёртые крахмалят, завивают и расправляют, пятые делают серединки из ваты и ниток, а последние уже склеивают лепестки вместе и делают из них цветок, напоследок подкрашивают, поправляют, закручивают — и цветок готов.
Девушки работают молча, быстро, не отрываясь от дела. Они не замечают, что кругом такая грязь и беспорядок, что одежда, руки у них измазаны краской и клеем — им нет времени на это обращать внимание, они привыкли к такой работе. Они не замечают, что тяжело устали, побледнели от сидения в душной комнате за скучным трудом, что в комнате воняет краской и клеем, дышать тяжело, — им нет времени обращать на это внимание. Лишь бы работа шла быстро, лишь бы больше сделать, ведь какая работа, такая и плата! Да если бы так, а то плата ещё и меньше работы. А вон возле девушек расхаживает старшая работница, она поставлена, чтобы смотреть, чтоб никто ничего не испортил или не украл, чтобы работа шла скоро и справно, — надо беречь порядок!
В конце стола две девушки, склонившись над работой, тихо разговаривают, потому что старшая далеко, не услышит.
— Ой, сердечко, Катюша, — говорит одна, вставляя проволоку в зелёный листок, — ой, как мне хочется есть, — прямо руки трясутся! Ведь с самого раннего утра ничего не ела! Пришла я сегодня поздно на работу, — и сама не знаю, как так опоздала! Так вот, меня не пустили обедать, да ещё и сказали, что не заплатят за этот день ничего. На что, мол, опаздываешь! Ой, беда, да и только...
— Правда, что беда, — ответила другая, — а вот я, так уже никогда не опаздываю на работу, разве что уже... Ой, горе мне! — вскрикнула вдруг и оглянулась на тот угол комнаты, где была старшая.
— Что с тобой, Катюша? — спросила подруга.
— Тсс, тсс, а то ещё услышит. Ой, горе, что я наделала, — да я ж миску с краской перевернула, сколько лоскутов запачкала! Что же теперь со мной будет? Пропала моя плата... Молчи, сердечко, никому не говори, может, оно так и пройдёт!
Но старшая заметила, что там, в конце стола, что-то неладно, и уже бежит к девушкам.
— А что тут уже натворили? А?! — крикнула она, да так грозно и громко, что Павлуша аж затрепетал.
— Ой, Лелия, — вскрикнул он, — унеси меня отсюда, я не хочу тут быть. Тут плохо, мерзко, страшно.
Лелия мигом спустилась на землю.
— Может, хочешь снова на цветы посмотреть, на те, что в окне выставлены? — спросила она.
— Нет, нет, не хочу, я совсем не хочу быть в этом городе, не нужны мне эти мерзкие цветы, я хочу домой, к маме!
— Ну хорошо, домой, так домой, а вот только я ещё хотела бы слетать к своей младшей сестрице, что растёт у селянки в садочке, — как она там поживает!
— Мне, Лелия, уже не хотелось бы больше никуда лететь, но если уж ты так хочешь... Только недолго там будем!
— Нет, мы туда ненадолго.
Лелия полетела быстро, быстро. Павлуша видел, как мигало светло по городским улицам у него под ногами, как спешила и металась толпа людей... Мгновение — миг — и уже исчез город. Кажется, летели быстро, однако Павлуша заметил, что уже рассветает и свет розовый ранней зари борется с голубым светом месяца. Лелия тихо спускается вниз возле какой-то маленькой, низенькой, покосившейся хатки. А это ж хатка знакомой девушки Марьяны, — Павлуша сразу узнал. Это же его родное село, а девушка — их соседка. Павлуша не раз у неё бывал. Вон и грядочка с цветами — такая малюсенькая, а чего там только нет: и чернобривцы, и тмин, и любисток, и рута, и канупер, и мята кудрявая, ещё и кустик розы небольшой, да всё то барвинком крестатым оплетено. Посреди растёт белая лилия. Видно, что хозяйка о лилии заботится, — выполола чисто, ещё и прутиками обтыкала для защиты. А лилия ж расцвела, — на диво! Вон и хозяйка сама, она ходит между цветами, Марьяна-девушка, а за ней ходит её братик, белоголовый мальчик, и носит кувшин с водой. Марьяна показывает ему, где поливать, а он поливает. Могла бы и сама то сделать, да знает, какая радость для малого брата, когда она позволяет ему помогать.
— Слушай, Ивасю, — обратилась Марьяна к брату, — ты ж хорошо полей вот этот белый цветок. Он зовётся лилия — знаешь? Её надо хорошо поливать, потому что она недавно пересажена, то нужно, чтобы принялась. Да только ты помалу, чтоб не сломал вдруг. Або дай, лучше я сама полью!
Ивась не хотел дать кувшинчика, но Марьяна всё же полила сама свою дорогую цветочку.
— А правда, Ивасю, моя лилия хорошо пахнет? Правда, хорошо?
— А разве ж нет! — сказал мальчик, наклоняясь осторожно над цветком. — Она лучше пахнет, чем все цветы.
— Вот то-то! — радостно сказала Марьяна. —
Так слушай, Ивасю, я сейчас пойду на работу, как позавтракаем, а ты тут присматривай, чтоб куры в цветах не рылись и чтоб мальчишки вдруг не сломали моей лилии. Будешь глядеть?
— Буду.
— Ну, то хорошо же, если будешь глядеть, то я тебе какое-нибудь пряничек или сахара от господ принесy, а если не будешь глядеть, то буду сердиться на тебя, потому что ты знаешь, какая это цветочка! Если эту сломают, то где я другую достану?
— Хорошо, хорошо, буду глядеть.
Марьяна с братом, разговаривая, пошли в дом завтракать. Тогда Лелия с Павлушей подошли к белой лилии.
— Здравствуй, сестрица, Лелия-царица! — зазвенела она, увидев их. — Где ты летала, где ты бывала? Моих сестричек не видала?
— Видала, видала и про тебя спросила.
— Как же они живут, мои сестрицы, мои милые жалобницы? Вспоминают ли про сестру молоденькую, про лилию беленькую?
— Вспоминают, вспоминают, каждый день плачут по тебе.
— Пусть же не плачут, пусть не рыдают, только пусть добрым словом вспоминают. Я ж тут имею такую выгоду, какой ещё не знала зроду. Что мне у девушки лучше, чем у княгини, мне в этой цветнице лучше, чем у царицы, — красуюсь, горжусь, горя не знаю! Моя милая Марьяночка дороже мне, чем сестрица, — как на неё посмотрю, словно к солнышку улыбнусь. А девочка Марьяна каждый вечер и каждое утро меня поливает, полет ухаживает. Ещё солнце не встанет, а уже моя хозяйка из хаты выходит. Выйдет моё сердце, ухватит ведерко, бежит к колодцу, наберёт водицы, чтоб было чем поливать цветочки в цветнике. Как нас поливает, то каждое утро поёт веснянку:
А в том саду чисто метено, Ещё и барвинком крестатым Мелко оплетено.
Звенит голосочек, как серебряный колокольчик, по садику раздаётся, и уже и соловейко, что поёт раненько, так петь не сумеет! Песня к работе придаёт охоты, а Марьяне днём не до гулянья, — на работе с утра до вечера. На чужом поле ножки утомила, на чужой работе ручки натрудила, на чужих огородах целый день полола, колючим бурьяном руки поколола. Ой, так устала, что как домой пришла, то аж согнулась. Стала подступать к сердцу досада... Глянула на меня: "Ты ж моя отрада! Ой, ты ж моя милая, лилиечка белая, как же цветёшь пышно, как я посмотрю, мне с тебя утешно! Я ж тебя, цветочка милая, за свой труд заслужила, на свою долю посадила, — расти ж, лилия, роскошная, красная, чтоб была моя доленька счастливая".
Так пела, рассказывала молоденькая лилия, а царица Лелия слушала и улыбалась радостно, так-то уж она радовалась, что её сестрица такая счастливая и такая милая своей хозяйке. Подошла она к сестре, коснулась её своим цветком, что держала в руке, и сказала:
— Расти ж, лилия, роскошная, красная, чтоб была доля счастливая!
Вдруг та молоденькая лилия выросла высокая, высокая, цветы на ней дивно расцвели и вспыхнули светом серебристо-розовым, на листьях засверкала алмазная роса и разными красками замигала, заиграла и исчезла. Павлуша глянул, аж он в своей комнате, лежит на кровати.
— Лелия! — вскрикнул он. — Я ещё не хочу домой, я хочу снова в тот садочек, неси меня! Лелия стояла перед ним розовая, словно облачко на востоке солнца.
— Нет, милый, — сказала, — пусть в другой раз, на этот раз довольно, мне некогда, ещё имею много работы. Вон уже день. Прощай, будь здоров!
Лелия коснулась его цветком, потом наклонилась, поцеловала, кивнула головкой и исчезла. Павлуша протянул к ней руки, хотел громко крикнуть и... проснулся.
Смотрит, а солнечный, тёплый луч падает прямо ему в глаза, а над ним стоит мама и целует его в лоб, говоря: — А, ты уже встал, проснулся! Моё любимое дитя. Ну, как же себя чувствуешь?
— Хорошо! — ответил Павлуша, обнимая её, — совсем хорошо. А знаешь, мамочка, какой мне хороший сон приснился? Мне снилась Лелия.
* эльф — добродушек, маленькое фантастическое существо, одарённое волшебной силой.