Леся Украинка
ЛИЛЕЯ (ЛЕЛИЯ)
В небольшой комнате лежит на кровати больной мальчик. Лежит он, не спит, смотрит, широко раскрыв глазёнки, на окно, занавешенное платком: платок не совсем заслонил окно, сбоку немного видно стекло и видно, как падает полоска голубого света прямо до пола...
— Павлуша, куда ты так смотришь? — спросила мама мальчика, ведь это мама сидела и глядела на своего слабого сынка.
— Да я смотрю на ту полоску. Мамочка, откуда она? Из чего она? — сказал мальчик.
— То месяц так светит, Павлуша, то свет, а заслонить окно, то и не будет полоски. Может, заслонить? — сказала мама.
— Нет, не надо, — так красиво.
— Не смотри, Павлуша, лучше усни, — ты же слабенький, тебе надо заснуть.
— Мамочка, я ещё не хочу спать, мне так жарко... Я не буду спать, лучше ты мне сказочку расскажи.
— Какую же тебе, дитятко моё, сказочку рассказать?
— А вот ты когда-то мне рассказывала про тех маленьких деточек, что живут в цветах, они зовутся эльфы: ты говорила, что в каждом цветочке живёт маленький эльф или эльфа, что они каждую ночь выходят из цветов и играют, танцуют, поют. Мамочка, а какая старшая эльфа?
— Она, Павлуша, зовётся Лелия, потому что живёт в самой красивой лилии в мире. В каком цветке эльф живёт, так и зовётся, как тот цветок.
— Мамочка, голубушка, — начал просить Павлуша, — расскажи мне что-нибудь про тех эльфов, я так люблю, как ты про них рассказываешь.
— Нет, Павлуша, уже поздно сказки рассказывать, пусть завтра днём, а то теперь пора спать. Сказка длинная, всё равно не успею закончить, а ты всё будешь думать о ней и до утра не заснёшь. Вот лучше я заслоню от тебя свечку, то ты себе уснёшь, а завтра встанешь здоровеньким, будем тогда и сказки рассказывать, и всё будет хорошо. Спи, моё любимое дитятко!
Мама заслонила свечку большой книгой, чтобы свет не падал Павлуше в глаза, поцеловала его, сказав "спокойной ночи", а сама села на кресло возле его кровати с шитьём в руках и ждала, пока он уснёт. Но Павлуша не спал, он смотрел, как мама шьёт. Игла всё блест, блест... Теперь уже не так быстро.
Дальше Павлуша снова начал смотреть на ту светлую полоску, что падала с окна. Он всё думал про мамины сказки:
"Какая жалость, что мама не захотела рассказать мне сказку. Теперь так скучно. Когда же я засну... А какая та Лелия? Разве такая маленькая, как все эльфы? Мама говорит, что эльфы такие, как бабочки маленькие... Какая же та Лелия?" Павлуша смотрел на полоску и всё думал, думал, долго так...
И вот показалось ему, что полоска та затрепетала, начала дрожать, будто кто заслонил её тенью. Павлуша приподнялся немного, глянул, — когда видит, прямо перед ним стоит какая-то фигура, словно человеческая. Он сначала испугался немного, потом же видит, что это вовсе не страшное, — такое маленькое, словно девочка крошечная; вот он и ничего, перестал бояться. Смотрел на ту девочку, а
она такая хорошенькая: глазки ясные, кудри длинные, серебристые, сама в белом, прозрачном одеянии, на головке крошечная золотая корона, ещё и крылышки у неё чудесные, разноцветные, как у бабочки, так и переливаются разными красками, словно радуга. В ручках у девочки длинный стебель, цветок белой лилии, и пахнет он на всю хату. Павлуша глянул на девочку и сразу как-то понял, что это Лелия, — а он ведь так хотел её увидеть.
— Ты Лелия? — спросил он у девочки.
— Да, я Лелия. Я слышала, как ты про меня расспрашивал, вот я и пришла к тебе. Ты рад?
— Рад, очень рад! — воскликнул Павлуша и протянул к ней обе руки.
Лелия улыбнулась, и так любо, что в хате стало светлее, а полоска лунного света порозовела.
— Может, ты хочешь со мной куда-то полететь? — спросила у Павлуши Лелия.
— Как же я полечу? Разве у меня есть такие крылья, как у тебя? — сказал Павлуша. — Я не умею летать.
— Ну так я тебя возьму на руки.
— Ты, — ты же такая маленькая, а я больше тебя, я тяжёлый.
— То ничего, — сказала Лелия и снова улыбнулась, потом коснулась Павлуши своим цветком, и вдруг Павлуша почувствовал, как он сам сделался цветком, только не лилией, а розовым маком. Тут Лелия взяла его в ручку, прижала к себе и быстро
вылетела из хаты в садок.
— Ну, Павлуша, куда же мы полетим? — спросила Лелия.
— Куда хочешь, — ответил Павлуша, потому что он, хоть и сделался цветком, однако мог словами говорить.
— Отнесу же тебя вон в тот барский садок, что на горе: там растут мои сёстры, лилии, может, они нам что интересного расскажут.
И Лелия поднялась вверх, быстро, быстро полетела, потом спустилась в барский большой сад. В саду стоял роскошный дворец, в некоторых окнах дворца было светло: видно, господа ещё не спали. Но в саду никого не было. Лелия встала прямо в цветнике, а там же лилий белых — уйма. Тихо-тихо так стоят и не колышутся.
— Вон спят, — крикнула к ним Лелия, — и не слышат, что мы возле них. А вставайте же, вы, — и Лелия коснулась их своим цветком.
Вдруг все лилии закачались и заговорили, из каждого цветка выглянуло бледненькое личико эльфика.
— Извини, сестрица, — зазвенели они, — кабы ты знала, как мы поздно уснули.
— А чего вы поздно засыпаете? Кто же вам спать мешает? — строго спросила Лелия.
— Ох, нам же нет покоя ни днём, ни ночью. Ох, бедные мы цветы!
— Что с вами такое? Отчего вы жалуетесь?
— Да как же нам не жаловаться! Днём нас полют, руками трогают, листья обрывают, а порой и жизни лишают, острым ножом срезают, несут нас в большой дом, в барскую палату, ставят в воду, губят нашу красу. Ох, сестрица, сколько нас погибло, милый свет покинуло... Вот было недавно торжество, — сколько же нас тогда посекли!
— Бедные, бедные мои сестрицы, — сказала с грустью Лелия, и в глазах её слёзки блеснули. — Что ж, мои дорогие, за то имеете утешение, вас берегут, любят, вами любуются, пока вы в садочке — жизнь ваша прекрасна.
— Ой, не прекрасна она, не прекрасна, — жизнь наша несчастная. Сколько мы в саду стояли, счастья-доли не знали...
Тёмной ночью мы, ко сну охочие, головки склоняем беленькие — тут и появляется господство знатное, богатое, молодые барчуки и барышни. Весёлые песни звонкие, музыки громкие не дают нам спать до полуночи... На что нам то утешение и такая забота! Мы совсем к ней не охочие...
Замолчали бедные лилии и низко склонили свои белые головки.
Когда вдруг открылись во дворце большие стеклянные двери, и вышла молодая барышня, одетая в красивое белое платье.
Она села на крыльце и как-то без охоты смотрела на тот сад, залитый лунным сиянием.
— Ах, как болит голова, — сказала она сама себе, — даже по ночам спать не могу! А всё это от скуки, я знаю. Как же! Погибаю тут на безлюдье, в селе. Сиди весь день, как заколдованная, не с кем и слова молвить. Правда, вечером приезжают гости, но такие гости!.. Они мне уже опротивели. Да мне тут всё надоело: и сад, и этот дом, и цветы. Всё у нас такое неинтересное, вот хоть бы и эти цветы. Кто же видал, насадить такую уйму этих лилий, да ещё белых! Если бы хоть лилии какие-нибудь поинтереснее — розовые или пёстрые, а то... Белые лилии можно найти в каждом мещанском, да даже в крестьянском саду. А пахнут как, аж в голове кружится, никакой деликатности нет в тех цветах. Пойду отсюда, а то ещё сильнее голова разболится! — И барышня ушла снова во дворец, с досадой прикрыв двери.
Лелии так стало жаль своих униженных сестриц.
— Жаль мне вас, очень жаль, — сказала она им, — но что поделаешь, когда я не имею силы перенести вас отсюда куда-нибудь. Ничего я вам не посоветую, мои безталанные.
Лелия прошла тихо возле всех лилий, грустно глядя на них, возле крайнего кустика она остановилась.
— А где же моя сестра младшенькая? — спросила, показывая на пустое место сбоку.
В ответ лилии снова зазвенели:
— Нет сестрицы, нет — в другом садочке цветёт. Отдала нашу сестрицу барышня: выпросила девушка Марьяна, за искренний свой труд летом выпросила самую маленькую цветочку. Нет сестрицы, нет, — в другом садочке цветёт.
— Надо будет её навестить, как там она в другом садочке поживает, — сказала Лелия и хотела ещё о чём-то расспросить, но Павлуша попросил лететь дальше. Сказал, что ему здесь невесело, — лилии огорчили своими рассказами.
— Ну, тогда полетим в большой город, там, может, что повеселее увидим.
Лелия поднялась вверх, и в одну минуту Павлуша увидел большой город, широкие улицы, блестящий свет, роскошные магазины, а на улицах — что того народа! Люди суетятся, — те туда, те сюда, аж в глазах рябит! Павлуша и Лелия тихо пролетели над толпою и присматривались к магазинам, ведь там в витринах было выставлено много всякого дива, там и куклы, там и игрушки, там и сладости разные, и золотые украшения, и платья дорогие, и книжки с картинками... да где там! Всего ни описать, ни пересказать, что там было!
Лелия остановилась возле одного очень большого магазина, там в освещённой витрине стояло много цветов. Красивые то были цветы! Каких только там не было, — все были, какие только есть на свете!
Были даже такие, каких нигде не бывает... Розы, лилии всяких цветов, ландыши, фиалки и ещё какие-то чудные, серебристые и золотистые цветы, кто их знает, как и зовутся. И все эти цветы в веночки свиты да в пучки повязаны, а некоторые так веточками разложены, и всё такие роскошные и красивые, аж сияют.
Павлуша аж руками всплеснул:
— Ах, какие же красивые цветы. Я таких ещё и не видал.
— А вот я тебе покажу, если хочешь, где их делают, — и Лелия поднялась вверх с Павлушей, прямо на четвёртый этаж того же самого каменного дома.
Павлуша глянул, видит, — какая-то комната с голыми стенами, грязными, посреди комнаты длинный стол, ничем не накрытый, а на столе куча разных обрезков, проволок, ваты, ниток, стоят баночки с клеем, в них повтыканы кисточки, в мисочках
разведены краски разные, позолота, и всего того так много, всюду такой беспорядок! За столом, на скамейках, сидят девушки, одетые по-городскому, но слишком бедно, повязанные грязными фартуками; каждая девушка имеет ножнички и много маленьких щипчиков, колодочек, тисочков; перед каждой девушкой лежит куча того обрезья и мелочёвки.
Одни девушки выдавливают острой машинкой листья и лепесточки, другие вставляют проволоку в те листья, третьи красят, четвёртые крахмалят, завивают и расправляют, пятые делают серединки из ваты и ниток, а последние уже клеят лепесточки вместе и делают из них цветок, в конце подрисовывают, поправляют, закручивают — и цветок готов.
Девушки работают молча, быстро, не отрываясь от работы. Они не обращают внимания, что кругом такой грязь и беспорядок, руки у них в краске и клее, — у них нет времени на то обращать внимание, они привыкли к этой работе.