Бедные люди хотели себе построить дом — прочный, каменный, удобный. С малых лет они наслушались столько раз поговорку «Согласие дом строит, Несогласие рушит», что решили пригласить Согласие, чтобы и их дом построила. Согласие была старая, беззубая, добродушная бабушка и очень охотно согласилась на их просьбу.
— Хорошо, деточки, я вам всё ладненько, смирненько... Ой, да ведь нет надо мной! Вы знаете мою присказочку: «Святой покой, хорошо с тобой!» Я, мои миленькие, никаких ссор, никаких споров, никаких процессов или торгов не люблю. Я всё ладком да добром. И вот видите, до какого возраста при божьей помощи доживаю!
Бедные люди действительно видели, что у Согласия не было ни одного зуба во рту, была она седая и морщинистая, как сушёная груша. Если бы у них были завистливые глаза, то заметили бы, что старушка была почти голая, бедная, ободранная: ведь кто не хочет, тот её и не обидит, а она всё смирненько да тихонько, лучше недоест, недоспит и зубами от холода стучать будет, чем с кем-либо ссориться. Но у бедных людей глаза не были завистливые, а сердце было полно любви и согласия, и они не видели латок и бедности, а напротив, всей душой впитывали в себя каждое слово, что говорило Согласие.
Принявшись за постройку дома и составив как следует контракт у нотариуса, Согласие первым делом пошла к Несогласию, которая жила тоже в убогой землянке на краю города и весь день только и делала, что ворчала, да ссорилась, да в полицию с соседями таскалась.
— Слушай, сестрица, — сказала Согласие, войдя в дом и поздоровавшись с Несогласием. — Подвернулась мне работа: построить бедным людям дом.
Несогласие только глаза на неё вытаращила, а потом как не расхохочется, как не защёлкает:
— Тю, тю, тю на твою голову! Ты за строителя берёшься! Да тебя бы только в просо за пугало поставить, а не за строителя назначать! Вот уж дурные какие-то, а не люди!
— Ну, сестрица, — мягко сказала Согласие, — грех тебе насмехаться надо мной. Ведь знаешь старую пословицу: «Согласие дом строит, Несогласие рушит». Бедные люди захотели иметь дом, — ну что же тут естественнее того, что они обратились ко мне? Ведь не к тебе им было обращаться? Достаточно они от тебя натерпелись.
— Я бы им их глупые головы кипятком обдала, если бы они ко мне сунулись, — крикнула Несогласие. — Но всё же ещё раз говорю, что они ни на волоса лучше не сделали, обратившись к тебе. Ну скажи, ради бога, что из тебя за строитель! В чём ты разбираешься? Ведь тебя кто не хочет в торбе сечку продаст! Кто не хочет — обманет, обдерёт, а ты всё только головой качаешь да: «Ничего, ничего! Как-нибудь оно будет!»
— Нет, сестрица, — выпрямившись, сказала Согласие, — не такая я уж глупая, как ободранная. А то, что злые души меня обманывали, обдирали да в мешке продавали, как кота, это, милая, всё были твои интриги, твои наущения да подстрекательства. Вот поэтому я теперь пришла к тебе. Смилуйся ради бога, брось свою дурную работу! Не мешай мне, не копай подо мной, пусть я тем бедным людям дом построю, чтобы они жили себе смирненько и меня добрым словом вспоминали.
— Аги на тебя, глупая смотолоко! — вскрикнула Несогласие. — Да я про тебя издавна ни знать, ни слышать не хочу, не то что мешать твоей безмозглой работе! Делай себе, что хочешь, я и смотреть не буду в ту сторону. Думаешь, у меня нет дела поважнее, продуктивнее, чем бегать за твоим хвостом да ямы под тобой рыть? Нашла бы я себе пропитание! Я вот нанялась на подёнщину к Круппу, Армстронгу и Верндлю, чтобы следить за изготовлением новых карабинов, пушек и бездымного пороха. Это немного важнее, чем твоё строительство. Строй себе, моя дорогая, хоть до самых облаков. Я тебе точно не стану помехой, а с твоей постройкой и потом легко справлюсь, как только...
И она злорадно расхохоталась.
— Ну, чего же ты, сестрица, так зло смеёшься и не договариваешь? — с грустным упрёком, опустив лицо и губы вниз, сказала Согласие. — Как только что?
— Это уж моё дело! — отрезала Несогласие. — Иди себе и принимайся за строительство и дай мне полный покой!
Согласие знала нрав своей сестры, знала, что если та раз сказала: иди себе, — то уже опасно дальше донимать её. И хоть как ей хотелось знать те слова, которых не договорила Несогласие и в которых было что-то похожее то ли на насмешку, то ли на какую-то тайную угрозу, — но, с другой стороны, она была рада, что Несогласие хоть раз в своей жизни согласилась на её просьбу и дала слово, что не будет мешать в работе, не будет копать под ней и интриговать против неё. С лёгким, спокойным сердцем она пошла к себе и принялась усердно за своё дело.
Участок, на котором должен был строиться дом бедных людей, был не совсем чист. Одна его часть была занята старой руиной, другая долго служила соседям свалкой, а третья когда-то была прудом, а теперь просто болотом.
«Надо будет очистить этот участок», — подумала Согласие и пошла искать рабочих.
— Что вам, матушка, далеко искать, — сказал, встретив её на улице, старый подрядчик Байбарзо, или, как он себя по-пански называл, Шлендриан, — вы мне поручите это строительство, я вам дёшево доставлю рабочих и весь нужный материал. А вы себе только план составьте, смету и прочее, да присматривайте, чтобы всё шло как следует.
— Это хорошо, кумушка, хорошо, — сказала обрадованная Согласие. — Так вышлите же завтра рабочих, чтобы начали участок чистить да ровнять. А о плане вы не беспокойтесь, план у меня уже готов.
На другой день Шлендриан, конечно, рабочих не прислал, но сам пришёл на участок. Пришла и Согласие и сразу очень удивилась, не увидев заказанных рабочих.
— Да вы, кумушка, не сердитесь, — сказал ей Шлендриан. — Сегодня никак нельзя было, честное слово, нельзя! Знаете, какие у меня рабочие, только плюнуть! Одни всю ночь в карты играли, а теперь храпят, аж будка трясётся, не добудишь их, хоть из пушки стреляй; другие гуляли на свадьбе, третьи куда-то разъехались, ну, чёрт их знает! Но я им задам, не бойтесь! Как только у нас работа начнётся, всё у меня будет идти как по шнурочку. Я уж себя покажу!
— Да ведь я хотела, чтобы прямо сегодня работа началась, — сказала Согласие.
— Э, что там, кумушка, — сказал Шлендриан, — один день раньше или позже при таком большом деле — это не делает никакой разницы. В таких вещах надо помаленьку спешить. «Помалу едешь — дальше заедешь», — это очень разумно сказано. И знаете что, кумушка, мы себе сегодня вместе хорошенько осмотрим участок, разметим, где, что и как должно быть, а завтра, даст бог дожить... Или, вернее, нет, завтра нельзя! Завтра праздник, наше строительное торжество. Положение ризы, — завтра уж потерпите, кумушка дорогая! Но послезавтра мы хорошенько возьмёмся и быстро всему дадим лад.
Что было делать! Согласие согласилась на совет своего кума, и они пошли осматривать участок. Подошли к Руине.
— Ну, Руиночка, старушка почтенная, — сказал к ней Шлендриан, — теперь тебе, пожалуй, последний час приходит. Пора тебе, сердечко, на свете божьем больше не мешать, пора на покой! Мы тебя потихоньку кирками да ломами на кусочки мелкие да вон в то болото и впрём. Там и тебе будет спокойнее, и нам не без выгоды.
— Что, что, что? — пробормотала Руина. — Вы, меня? Такую старую историческую памятку да кирками, да ломами, да в болото? Предатели! Нигилисты! Космополиты! Так вы свою святую родину и былое почитаете?
Согласие аж затряслась, услышав эти слова, побледнела и похолодела от пят до головы.
— Но ведь, сердечко моё, святая Руиночка, — сказала она. — Смилуйся над моей головой! Меня наняли на этом месте построить новый дом. Как же я могу это сделать, не убрав тебя? И разве ты не достаточно уже пожила на свете? Позволь, дорогая, и преемникам твоим занять твоё место!
— Прочь от меня! — закричала Руина, видя, что с ней церемонятся. — Не трогайте меня святотатскими руками! Разве не знаете, что меня ещё князь Облуп Скорпионович строил, а князь Обдер Караконович разрушал? Разве не знаете, что я стою на святой, исторической земле? А кто осмелится нарушить, осквернить нашу историческую землю, тот предатель, Иуда, тот лучше бы и на свет не рождался!
— Всё это правда, — сказала обеспокоенная Согласие, — полная правда... Но скажи ты мне, что я должна делать? Дом должен быть построен, участок невелик, не могу же я тебя не тронуть!
— Не смеешь! Не тронь! — кричала Руина. — Я часть старой Руси, нашей святой матери, а «кто мать забывает, того бог наказывает!». Это про вас, мерзкие новаторы, сказано. Знаю я, чего вам хочется! Вы подговорены нашими извечными врагами и хотите убрать с лица земли последнюю память о нашем прошлом, чтобы и само то славное прошлое стереть, вырвать из памяти потомков, чтобы облегчить работу по обрусению! Знаю я, по каким это вы «wskazówkam»* делаете! Но не дождётесь. Я ещё стою прочно, меня ещё крепко поддерживает «Червонная Русь», — и мы обе себя на растерзание не дадим. Прочь от меня, выродки, говорю вам, а то уже завтра такую про ваши «затѣи» статью в «Червонной Руси» напишу, что у вас аж в пятках заломит!
Согласие стало неловко от таких слов, но Шлендриан не испугался. Он хорошо знал, что не так страшен чёрт, как его малюют, и, поманив Согласие пальцем, отошёл с ней в сторону и сказал:
— Ты, кумушка, не очень бойся того, что эта старушка говорит. Болтливая она, тут нечего и говорить, и норовистая. Статья в «Червонной Руси» так или иначе против нас будет, об этом тоже не бойся. Но и на это я бы не советовал очень обращать внимание. Людям рот не закроешь, а часто они не такие злые, как может показаться по их словам. Вот, мелют, чтобы трещало, хоть муки с того помола никакой нет. Но, с другой стороны, вот что я тебе скажу. Наша Руинка всё-таки имеет и за собой немного правды. Подумай только, сколько сот лет со времени князя Облупа Скорпионовича она здесь простояла, а и теперь, если к ней хорошенько присмотреться, то такая, нівроку, крепкая да коренастая, что дай бог всякому новому зданию. Так знаешь, что я тебе посоветую? Мы её немного почистим, обтешем, где надо, подмуруем и приспособим под нашу новую постройку. Старый фундамент, ручаюсь тебе, так крепко сделан, что простоит ещё долгие века.
Согласие задумалась, но по её добродушному лицу было видно, что такой выход из неприятной ссоры был и для неё самой приятен.
— А ты подумай, — продолжал Шлендриан, — сколько мы работы и средств сэкономим бедным людям, имея такой кусок уже почти готовый!
— Да оно бы, кумушка, неплохо было, — вздохнув, сказала Согласие, — только, видишь ли, мой план немного иной, чем план фундаментов этой Руины.