И чёрт схватил свою огромную лопату, которой мешал смолу в котле, и замахнулся на Русина. Но Русин не стал ждать удара, а пока чёрт ещё только успевал как следует размахнуться своей лопатой, так двинул его своим дрюком прямо по темени, что чёрт перевернулся навзничь и откатился ещё пару шагов назад, пока не упал в смоляную реку, где только затрепетал ногами. Другие черти от соседних котлов завыли от ужаса странными голосами, увидев беду своего товарища; некоторые было кинулись ему на помощь, но, поскольку солидарность не относится к чёртовским добродетелям, тут же махнули рукой и, словно чёрные тучи, разлетелись кто куда.
— Хорошо пошло, только голову набок несёт! — кричал, смеясь, Русин, видя их бегство. — Ну, а теперь посмотрим, что они тут варят в этих котелках.
Подошёл он к первому котлу и, наклонившись над его краем, услышал какой-то тихий глубокий стон, словно шипение кипящего самовара. Прислушавшись внимательнее, он понял, что это человеческие стоны, доносившиеся будто из самой глубины.
— Эй, кто там? — крикнул Русин, наклоняясь над котлом, в котором кипела и бурлила смола. — Всякое дыхание да хвалит Господа! Слышите там? Отзовитесь!
— И мы хвалим! И мы хвалим! — пищало что-то из глубины.
— Выплывайте наверх, бедные души! — крикнул Русин, но души не выплывали, а всё пищали:
— Господи, помилуй! Господи, помилуй!
— Ага, так вижу, — вы сами руснаки! — шутил Русин. — Без Божьей милости даже пальцем не шевельнёте, хоть вам пекельная смола ушами льётся. Ну-ка, кому там невдобно, хватайтесь за мой дрюк, я вас повытаскиваю!
Пищание стихло. Через минуту Русин ухватил обеими руками дубину и начал тянуть вверх. Ни с места! Дубина будто примерзла ко дну котла. Ещё раз попробовал, аж зубы сжал — куда там, и не шелохнётся!
— А там что за дьявол такой тяжёлый? — крикнул Русин, сплёвывая в ладони.
— Грехи наши! Грехи наши! — бормотали грешные души в смоле. — Господи, помилуй, отпусти нам наши грехи!
— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! Ну-ка, вверх! — крикнул Русин, и дрюк с налипшими на него душами легко, как перышко, вылетел в воздух, так что кипящая смола обрызгала Русину всю крисаню. Отряхнулись грешные души, словно мухи, вытащенные из воды, и, глубоко вздохнув, полетели вверх.
— Кому жарко, пусть идёт охладиться! — сказал им Русин. — Видите вон ту дыру в потолке? А я пойду к другим котлам.
И пошёл Русин со своей дубиной от котла к котлу, вытаскивая измученных грешников и выпуская их на холод, пока все черти не завыли от ярости и возмущения из-за такого нарушения пекельного порядка.
III
К старшему чёрту, Люциперу, прилетела целая толпа чёртей, крича и жалуясь на Русина.
— Ваше величество, — кричал один, — пришёл тут к нам какой-то гайдамака и взбунтовал всё пекло.
— У меня палочку отнял и самого чуть не покалечил, — стонал второй.
— Дыру в потолке проделал и порядок нарушил, — орал третий.
— Мне десять зубов выбил, — гнусавил четвёртый.
— Души из котлов повытаскивал, — жаловался пятый.
— Что это за гайдамака? — спросил удивлённый Люципер.
— А мы знаем? Какой-то Русин, — ответили хором черти.
— Что вы мелете, недорики! — рявкнул на них Люципер. — Разве не знаете, что с 1860 года niema Rusi?* А коли её нет, то и русинов никаких быть не может. Может, это какой-то москаль.
— Нет, ваше величество, мы москалей знаем. Это Русин.
— Чушь несёте, один за другим. Руси нет, значит, и Русина никакого быть не должно.
— Что же нам делать, коли есть? — простонали черти. — Да ещё такой здоровенный и страшный!
— Не смеет быть, и точка! — грозно крикнул Люципер. — В наших пекельных реестрах нет такого народа, значит, ад не может принять никого, кто признаётся к этому народу. Понятно?
— Понятно! — сказали черти.
— Кто знает, может, это какая-то благочестивая хитрость тех господ с неба! — продолжал Люципер. — Они на всякие штуки хитры, особенно с тех пор, как мы дали им откупного — нескольких иезуитов. Может, это они нарочно сотворили такой призрак, такую мороку, такую фикцию и заслали её сюда нам на беду. Но не дождётесь радости, господа! — и он своей огромной пятернёй погрозил в сторону неба. — Ну-ка, бегите все со всех ног и выпроводите мне того гайдамаку из ада за дверь. И скажите ему строго, чтобы не смел возвращаться сюда больше!
Как вихрь бросились черти исполнять приказ своего владыки.
— Эй, хохол, — кричал один издалека.
— Братче русине! — орал другой поблизости.
— Человече! — громыхнул третий прямо в ухо Русину, который всё ещё работал и мучился, вытаскивая души из пекельных котлов.
— А чего вам? — спросил Русин.
— Будь добр, убирайся отсюда! У нас для тебя места нет.
— Как это нет? А где же моё место?
— Где хочешь, только не у нас. Иди себе хоть к господу Богу! А ад не для тебя.
— А что ж вы, господа, мне это раньше не сказали? Даром человек поработал, порядок вам тут наладил. А что мне будет за мой труд?
— Иди, иди, мы тебе при выходе заплатим, что положено, — уговаривали его черти.
— Ну что ж, коли идти, то идти, — сказал Русин и, не выпуская из рук чёртовой дубины, окружённый целой тучей чертей, полетел к адским вратам.
— Ну, какой же ты платы хочешь за свою работу? — спросили черти, когда Русин остановился у ворот и, упершись, как бык рогами, не хотел идти дальше.
— Знаете что, — сказал Русин, — живут там на свете три великих доктора, что лечили меня при жизни. Хотел бы я теперь увидеть их на минуту и сказать им пару слов. Приведите их мне сюда живыми.
Черти переглянулись, пошептались, и тут же трое из них взвились и полетели в безбрежные просторы. Не успел Русин и оглянуться как следует, а уже все три врача, принесённые за волосы, стояли перед ним с лицами, искажёнными смертельным страхом. Минуту всматривался в них Русин наполовину с жалостью, наполовину с презрением, а потом сказал:
— Ну что, господа! Слыхал я вашу премудрую речь над моим трупом. Спасибо вам за ваши заботы о моём здоровье. А вместо благодарности примите по слову правды. Ты, коллега по правую руку, — дурак. Ты старался вычерпать мои силы — сам умрёшь от истощения своих собственных. Ты, коллега по левую руку, лечил меня от бешенства — и сам испытаешь его муки. А ты, господин протомедик...
Не договорил и, вместо окончания, плюнул господину протомедику в лицо, отвернулся, надвинул крисаню на левое ухо и потрусил вверх, к райским вратам.
IV
Тяжёлой была дорога, тернистой и крутой, и хоть казалось, что райские врата совсем близко от адских, рукой подать, но когда пришлось идти от одних к другим, Русину это показалось безмерно тяжким трудом. Он шёл и шёл — казалось, века, тысячелетия, а врат рая всё нет и нет. Сотни раз ослабевало его тело, дух угасал в груди, темнело в глазах, а отчаяние клещами сжимало сердце, но его твёрдая воля, та старая русская упёртость, всё снова толкала его в путь. Наконец, задыхаясь, утомлённый, едва живой, он постучал в узенькое небесное оконце.
— Кто там? — спросил изнутри святой Пётр.
— Я, Русин, — ответил наш герой.
— Русин... Русин... Русин, — пробормотал святой Пётр. — Подожди минуту, дай-ка я только загляну в твоё досье. Э, братец, да ты гайдамака!
— Что ж, — почесавшись в затылке, сказал Русин, — был такой грех! Но, святой Пётр, возьми во внимание, какие на то были причины и какое за то покаяние!
— Те, те, те! Знаем это, знаем! Но вот стоят ещё другие грехи. Ты, братец, подкапывался под авторитет государства и церкви.
— Кто? Я? Когда? Как?
— Э, долго бы это было тебе объяснять, а мне некогда. Прочитай себе краковский Czas, сам убедишься.
— Краковский Czas? Так он и здесь в почёте?
— А как ты думал? Разумеется.
— Ну, в таком случае мне тут нечего делать.
И уже собрался уходить, но вдруг остановился как остолбенелый.
— Святой Пётр, — крикнул он, — эй, святой Пётр!
— Ну, чего тебе ещё? — спросил святой Пётр, высовывая голову в окошко над калиткой.
— Скажи мне, будь добр, что мне делать, куда податься? Был я в аду — оттуда выгнали. В рай меня не пускаете. Где же моё место?
— А я знаю! — ответил святой Пётр, пожимая плечами.
— А кто же это может знать?
— Господь Бог знает. А ты иди себе, а там увидишь.
— Ну, коли так, пусть будет так, — смиренно ответил Русин. — Прощай, святой Пётр!
И Русин снял шляпу с головы и поклонился святому. Но в тот миг дикая мысль мелькнула у него в голове. Широко замахнувшись шляпой, он через высокий мур забросил её в рай. Шляпа была вся перепачкана пекельной смолой, от которой по раю начал распространяться ужасный смрад.
Среди святых поднялось замешательство, крик и шум, а Русин под вратами тоже поднял гвалт.
— Отдайте мне мою шляпу! — визжал он. — Передо мной дальняя дорога, как же я пойду без шляпы?
Но напрасно святые пытались подойти к шляпе и взять её. Пекельная смола жгла и пачкала их пречистые руки. А Русин всё вопил за своей шляпой.
— Ну, иди, дурак, и возьми себе её, пусть нам тут вони не делает! — сказал святой Пётр и впустил Русина в рай.
— Ге, ге, ге! — сказал Русин, оказавшись внутри. — Как же тут хорошо и приятно! А теперь я был бы точно дурак, если бы, попав сюда, да вышел отсюда добровольно!
— Что? Как? Ты бы смел? — вскричал святой Пётр.
— Но, святенький Пётр, — сказал Русин, усаживаясь в донышке своей шляпы и поджав под себя ноги так, чтобы стопы стояли прямо на её широких полях. — Гляди, ведь я не в твоём раю сижу, а в своей шляпе!
Даже рассмеялся святой Пётр от такой остроты, а потом, сплюнув то ли сердито, то ли добродушно, пошёл спросить Господа Бога, что делать с этим пришельцем.
— Если его из ада выгнали, — сказал Господь Бог, — значит, не так уж он плох, как о нём говорят. Но и на рай он не заслужил, потому что рай заслуживают не множеством страданий, а множеством добрых дел. Пусть, значит, возвращается назад на землю, пусть живёт и работает, а там посмотрим, куда его определить.
Вернулся святой Пётр и сообщил Русину этот Божий приговор. Не смел Русин возражать Божьему повелению и вернулся обратно на землю, возродился. Побывав несколько минут в аду и несколько минут в раю, он знает, каково одно и другое, умеет ценить свою новую жизнь, потому что знает, в чём её истинная ценность.
___________________________
* Сила количества (лат.).