Григорию Саввичу Сковороде посвящаю
* * *
Уже светает, а ещё мгла...
На небе складка легла.
— Какая же печаль пришла!
Лучистые борозды врывались в тучи.
Слышу — фанфары!
— Какая же печаль пришла...
Ой, не фанфары то, а трубы да пушки.
Лежи, не просыпайся, моя мать!..
Проклятье всем, проклятье всем, кто зверем стал!
(Вместо сонетов и октав).
ОСЕНЬ
На культурах всего мира майские мхи проросли.
Осень. По городам уже в четыре — электрические фонари. А в селе шагов что-то в десять (тень от чабана) домой отару гонят.
Они говорили: можно ведь купить старого кармазина, кое-как заслать мусор и усадить культуру (только голову поддерживать надо!) — авось опять к нам заговорит.
А листья падали. И голова на вязах не держалась. Тогда — кинулись в эклектику. Взяли немного кирпича и столько же музыки. Думали — перемежится... А листья падали. И голова на вязах не держалась.
На культурах всего мира майские мхи проросли.
АНТИСТРОФА
Взрослые и семилетние: "Ой, яблочко, да куда катишься".
Так. Народ в толоку, а поэты в борозду.
Хватит уже морщиться на фабричное: предтеча всегда менее талантлив, чем мессии.
ТЕРРОР
И снова берём евангелие, философов, поэтов. Человек, что говорил: убивать грех! — наутро с простреленной головой. И собаки за тело на свалке дерутся.
Лежи, не просыпайся, моя мать!
Великая идея требует жертв. Но разве это жертва, когда зверь зверя ест?
— не просыпайся, мать...
Жестокий эстетизм! — и когда же ты перестанешь любоваться перерезанным горлом? —
Зверь зверя ест.
АНТИСТРОФА
Аэропланы и всё совершенство техники — к чему это, если люди друг другу в глаза не смотрят?
Не хватайте озлобленных в тюрьмы: они сами себе тюрьма.
Университет, музеи и библиотеки не дадут того, что могут дать карие,
серые,
голубые...
ЛЮ
Сплю — не сплю. Чью-то исполняю волю. Лю.
И вдруг как-то полно! Люли-лю...
Петухи (окно) и половодье зелёного пива (сквозь окно) — всё звучит на О.
— Не понимаю. "Марсель Этьен! Марсель Этьен!" — кричали с флагами. Теперь тлеют в земле. Ты говоришь — и я умру?
Сквозь всю жизнь легато пролегло (гудок на заводе). Довольно! За голубей и на мою долю. Люли-лю... И только пташка за окнами: триолями, триолями!
А как же красота? и бессмертие? — Вспоминаю (даже смешно): "вечно с тобою!" — клялась любимая. —
Очевидно, люди лишь по духу енгармоничны. Ведь все трагедии и драмы — в конце концов консонансы.
— Вставайте! — в город вошла новая власть!
Открываю глаза ("консонансы").
На стене от солнца густорамное окно как огнистый диез.
АНТИСТРОФА
И ещё тогда, как над безбрежной водой паслись табуны ветров; —
И ещё тогда, как горы затряслись, растрескалась земля, а по шершавой, острой, как мечи, траве разные поползли чудовища —
— Облака, на солнце облака играли беззаботные. Нежные формы детские! — утончённые очертания! — кому они были нужны?
Дикарь, наевшись сырого мяса, долго следил за ними непонимающими глазами и бессознательно нюхал цветок, похожий на чертополох.
НАИВЫСШАЯ СИЛА
— Одевайся на расстрел! — крикнул кто-то и постучал в дверь.
Я проснулся. Ветер распахнул окно. Зеленело и добрело небо. А над всем городом огромный рояль играл...
И я понял — настал Пасхальный день.
АНТИСТРОФА
Я никогда не полюблю женщину, которой недостаёт слуха.
Молюсь не только Духу — и не Материи.
Кстати: социализм никакими пушками не установить.
РИТМ
Когда идут две стройные девушки — да ещё мак алый в косах —
— где-то далеко! молодые планеты!
Плывут. Звенят. Атомы усталости — на свет, в мир из тьмы! Танцуют, пыль сбивают... Солнца становятся в круг. А от их сияния по вселенной всему.
Две девушки.
АНТИСТРОФА
Налила голодным детям молока, — сама села и задумалась...
А по миске, словно из глаз незрячих, слёзы покатились. Одна быстрее, вперёд. А другая,
будто нехотя,
за ней,
следом...
Две девушки.
ЭВОЕ!
Творцы революции в большинстве своём лирики. Революция есть трагическая лирика, а не драма, как то поговаривают.
Эвое!
За плугом ходить наши потомки будут готовиться не меньше, чем сейчас готовятся в балетной студии. И на человека, что не умеет петь, будут смотреть как на настоящего контрреволюционера.
Всё на свете от прищуренных глаз.
Эвое!
АНТИСТРОФА
Примыкайте к партии, где на человека смотрят как на мировое сокровище и где все как один против смертной казни.
Пусть вас называют творцами за шторами, сентименталистами... Разве это так важно?
У нас ещё и доныне золу высыпают не в огород, а где-нибудь в уголок, под забор.
КТО СКАЖЕТ
Капнул дождь — и все асфальты в осыпном тифе...
Молодой новеллист: — не хочу, не могу писать! Город давит, жизнь тревожит.
Я молчал. Поблизости где-то бомба...
Как бы вот так, знаете, в село. Искупаться, по росе походить.
"Бей саботажника!" — прочёл я на одном из плакатов.
А за нами старухи, протягивая руки. —
АНТИСТРОФА
Трава растёт, где захочет. Ветер швыряет в лужу приказ о мобилизации. Молочка! — плачет дитя, а тут же и хлеба за душой нет.
Кто скажет: что есть контрреволюция?
ШОВИНИСТИЧЕСКОЕ
Берут хлеб, уголь, сахар и так, словно к чарке, приговаривают:
— Ну дай же вам Бог посылает... да чтобы мы ещё не раз на вашей земле пироги ели.
А мы, подавая в суд на соседа за межу, отвечаем:
— Дай, Боже, дай...
Иногда так: небо ясно, а вода с крыш каплет.
АНТИСТРОФА
Правые идут назад, но голову стараются держать вперёд.
Левые мчат вперёд, но голову свернули назад.
Как ни хвали учение Христа, а всё-таки и он на ослах ездил и принимал осанну.
ИСПЫТАНИЕ
Только что начали мы землю любить, взяли заступ в руки, штаны закатали...
— ради Бога, манжеты наденьте, скажите что-нибудь им: они спрашивают, есть ли у нас культура!
Какие-то долговязые чужеземцы покуривали сквозь пенсне.
А вокруг нищета — как ботва, как бурьян! А вокруг земля, истоптанная, рыжая...
Здесь ходил Сковорода.
АНТИСТРОФА
Самый глубокий, самый величественный и вместе с тем самый простой смысл, уложенный на двух-трёх нотах, — вот это и есть настоящий гимн.
Без конкурсов, без наград напишите вы современное "Христос Воскрес".
ПОРОЖНЕЧА
Умываюсь. Вода — словно металлофоны. Занавес — ветер с флагами!
Во дворе тополя и женщины.
— Ну говорю же вам: город кругом окружён.
— Ой мир мой!..
Закрылось окно. Ходит вода в кувшине — веер на потолке...
— А это вчера рабочие на заводах...
( — — — отчётливо слышна канонада).
Будет дождь.
АНТИСТРОФА
Город в расписных плакатах: человек человека колет.
Читаем списки расстрелянных и удивляемся, что в провинции погромы.
Всё можно оправдать высокой целью — но только не пустоту души.
КУКОЛЬ
Стреляют сердце, стреляют душу — ничего им не жаль.
...Село себе у окна, засунуло пальчики и рот, маму выглядывает. А мать лежит посреди улицы с полфунта хлеба в руке...
Над двадцатым веком куколь да Парсифаль.
АНТИСТРОФА
Играть Скрябина тюремным надзирателям — это ещё не есть революция.
Орел, Трезубец, Серп и Молот... И каждое выступает как своё.
Своё же ружьё нас убило.
Своё на дне души лежит.
Не поцеловать ли самому папскую туфлю?