Сом

Вы когда-нибудь бывали на реке Оскол, что течёт по нашей Харьковщине и впадает в Северский Донец? Не были? Обязательно побывайте!

...За славным городом Энском Оскол протекает мимо совхоза, и совхозный сад, как говорится, купается в реке. Пойма Оскола, где он в этом месте разбивается на несколько нешироких рукавов, заросла густыми камышами, кубышкой, ивняком и сочной зелёной травой. Зайдёшь туда — и шапки не видно! Пойма в мае и июне шумит и переливается жизнью...

Между камышами и ивняком — множество крохотных озерец, покрытых густой зелёной ряской, кувшинками с оранжевыми цветками-чашечками на длиннющих зелёных плетях!

А сколько там водяных лилий!

Озерца эти соединены между собой узкими протоками — такими узкими, что едва-едва можно на маленьких выдолбленных лодках пробраться с одного озерца в другое.

А девчонки — как сядут в лодку и поплывут по этим озерцам и заводям — так целую лодку водяных лилий нарвут, и возвращаются домой все в белых венках, и сама лодка уже не лодка, а словно огромный продолговатый белый цветок плывёт по реке...

Плывут и поют девчата — и «Човника», и «Тихо, тихо» — чудесные песни раздаются.

«Тихонечко вечер на землю спадает», в саду заливаются соловьи, с пастбища к Осколу спускается колхозное стадо, а с реки льются напевы — игривое «Лодочка плещется средь воды» или трогательное, нежное «Тихо, тихо Дунай воду несёт, а ещё тише девушка косу плетёт...»

Волшебная река Оскол...

А уток там — несметно!

Если вдруг вам посчастливится весной или летом оказаться в тех краях, садитесь в выдолбленную лодку и плывите по протоке — тихо-тихо, чтобы весло ни брызнуло, ни плюхнуло...

И всматривайтесь в камыши. Обязательно увидите — среди густых зарослей мелькает головка уточки-мамы, а рядом с ней крохотные утята, как мышата, шмыгают...

А вон там — пробирается кряква с кряковятами...

А болотных курочек — как на настоящей колхозной птицеферме цыплят! Только дикие курочки не белые, как леггорны, а рыжевато-чёрные в крапинку, на длинных ножках. И бегают своими ножками по зелёным листьям кувшинок, будто по паркету. Зелёные листья под ними даже не колышутся — такие они лёгенькие — болотные курочки.

К плесу или озерцу подкрадывайтесь ещё тише — ни звука, ни шороха! Не выплывайте на само озеро, а остановитесь возле и наблюдайте. Обязательно увидите либо белолобую лысуху с выводком, либо семейство чирков, крякв, ширококлювок...

Утята резвятся, купаются в тёплой воде...

Вдруг тревожный голос мамы, тихое — ках! — и утят нет! Словно слизнуло. То ли нырнули, то ли к кубышке, к камышу, к кувшинкам прижались, затаились. И не дышат! Опасность прошла, мамино успокаивающее — ках! — и снова весёлая игра — купание посреди озерца.

Волшебные места на реке Оскол...

Тихо, тихо Оскол воду несёт...

Как раз напротив совхоза русло Оскола довольно широкое, вода чистейшая. Немного левее — большая яма, почти провал под тихой гладью.

— Там такая глубина, что и дна не достанешь! Никто ещё туда не доставал! Там такая глубь, что и колокольня наша утонет — ей-богу, с крестом утонет! Вот какая глубина! Это нам дед Панько рассказывал.

— Не дай бог там купаться! Втягивает, уводит вглубь! Закрутит, завертит — бульк! — и нет человека!

— А что ж оно, дедуся, крутит и вертит? Сверху ж вроде спокойно.

— Да сверху-то спокойно, а под водой — вихри! А ещё там сомы живут! Там такой один сом водился — сохрани и помилуй, господи! Ещё при панах было: сидим мы с паном вот здесь, на берегу... Нет, не так: пан сидит, а я стою рядом. Уже смеркается... Плывут гуси. Огромная стая панских гусей! Вдруг гусак — как закричит: ге-ге-ге-ге! — и по воде крыльями — ляп-ляп-ляп! Все гуси врассыпную! Гусак ещё раз — ге! — и ляп! — и нет гусака! Погрузился! А на том месте — будто лопата чёрная по воде — шлёп! Только круги пошли. Я: «Свят, свят, свят! Чёрт, пане, чёрт!» А пан закричал: «Давай ружьё! Сом гусака сожрал!» Да какое там ружьё — на такую глубину не дострелишь! Пропал гусак! Вот такие сомы бывают!

— Неужели сом гусака проглотил?

— Не верите? А вы Сабанеева не читали? Пан мне читал.

— А кто такой Сабанеев?

— А охотник и рыбак, знаменитый был. Книги писал: и о рыбалке, и о псовой охоте. Пан говорил — очень хорошие книги. Профессор, вроде бы... Так вот, у него в книге написано, что был выловлен сом весом в четыреста килограммов! Двадцать пять пудов! Это не сом, а корова! Так что вы думаете — гусака он не проглотит? Да вы послушайте, что дальше было с тем сомом. Пан решил — надо его поймать! Приказал кузнецу сделать огромный крюк. Кузнец сделал, наточил. Пан спрашивает: «Ну, Паньку, а чем его наживим?» — «Не иначе, паночку, как гусаком. Уже полакомился гусиным мясом — значит, и на гусака пойдёт!» Приказал пан зарубить гусака, обскубли его, чуть обжарили — он сыт был — и повесили целиком на крюк. Крюк привязали к двум соединённым налыгачам, закрепили за осокор и поздно вечером забросили в Оскол. Сомы ведь ночью на охоту выходят. Сидим, ждём. Ночь тёплая, лунная. Вокруг — тишина. Только слышно за садом, как Христа, что пасла панских коров, выводит песню:

Если б чёрти того пана
Унесли в проклятый ад —
Мы бы с милым, мы бы с Ваней
Танцевали всюду в лад!

Сидим. Я вроде бы не слышу, а пан вообще не замечает. Только спросил: «Кто это поёт?» — «Не знаю, пане, кто-то из хутора в село идёт, через леваду...» Сидим, дремлем. Пан держит налыгач в руке. И вдруг — дёрнуло! Пан держит, а его в воду тянет! «Пускайте, — кричу, — налыгач к осокору привязан, не оторвёт! Пускайте!» — «Нет, — говорит, — поводить его надо — устанет!» Водим, водим! Оно как дёрнет — и отпустит. Потом опять! И опять! Мы водим и водим...

— Ну, а дальше? — не выдержал я. — Вытянули вы сома?

— Да, вытянули. Но водили — ого, как долго! И вытащили — ого какой сом! Не меньше, чем отсюда до той вербы! Четверо тащили! Пудов на пять, если не больше. Распотрошили... А внутри — думали, гусак?

— Ну да, гусак?

— Как бы не так! Там... Панский охотничий пёс, сеттер-гордон Джой! Пан по всей округе его искал, телеграммы рассылал. А я однажды прихожу к пану — он по комнате бродит и голосит: «Пропал мой дорогой Джой!» — «Как это — пропал? — говорю. — Уже нашёлся!» — «Где?» — «Так вы его сами съели! Из сома только подпалины да хвостик вытащили!»

Был тогда от пана нам, но и пана мучила икота и тошнота. А Джой, видите ли, купаться любил в Осколе. Вот и попал в пасть...

— А вы, дед Панько, часом не врёте, будто сом пса проглотил?

— Не веришь? А у Сабанеева написано, что в Уфимской губернии сом проглотил медведя, который реку переплывал! А медведь — это не тебе собака! Вот такие сомы бывают!

— А не слыхали, чтоб сом пароход проглотил?

— Такого не слышал. Но чего не слышал — того не слышал. А ты чего смеёшься? Думаешь — катер сому велик? Есть такие сомы — и катер бы схрумкали, только боятся.

— А чего боятся?

— Гремит сильно, как плывёт. А плыл бы тихо — и катер бы не спасся. Не заметишь, как окажешься у него в брюхе. Такие они — сомы...

Сом — рыба сильная, могучая.

— Один рыбак рассказывал мне, заядлый и правдивый: стою, говорит, на лодке с удочками на Днепре, чуть ниже Плютов. Хорошо клюёт: лещи, язи, краснопёрки. Вдруг смотрю — по центру Днепра навстречу течению несётся лодка. Быстро несётся — а мотора нет, паруса нет, веслом никто не гребёт. Что за чудеса? Когда это прямо напротив моей лодки — крутится, вертится, потом — прыг вперёд, потом снова — то нырнёт, то всплывёт. Вдруг — хорошо нырнуло, и оттуда:

«Спасите! Спасите!»

Тишина... Потом снова: «Давайте лодку!»

Я — за вёсла, к лодке. А там — дед, за лодку держится, а второй рукой в воду — не отцепиться!

«Сом!» — кричит. «Где сом?»

— «На крючке!»

— «Так отцепляйте, а то утопит!» —

«Затянулось — не могу!» —

«Режьте шнур!» —

«Нечем! Подплывайте — вдвоём, может, справимся». — «Давно тащит?» — «С Каневской протоки!» Я — к его лодке, а оно — как потянет, как понесёт! Куда там глиссеру! Дотащило нас аж до Вишенек, и только у берега удалось за куст ухватиться...