Очерк
Наверное, все вы, детки, видели часы; можете узнать, взглянув на них днём или ночью, который час, можете отсчитать каждую минутку. А когда-то люди не знали, как измерять время. Различали лишь весну, лето, осень и зиму, а сутки делили на день и ночь. В ясный летний день, когда солнышко весело сияет в небе, люди понимали, какая пора; но ночью или в глухую осень не умели дать себе ради. Не раз и не два думали люди над тем, как предупредить беду. Но ничего путного не придумывали. Один английский король велел сделать одинаковые светильники, рассчитать, сколько их может сгореть за сутки, и затем, зажигая один за другим, отсчитывать время. Но на такие дорогие часы могли решиться только король да богачи. Нужно было, чтобы светильники горели без перерыва, чтобы и днём и ночью человек следил за ними и зажигал новый, как только догорит один. Много было хлопот с этой затеей. Позже люди придумали песочные часы. Брали две стеклянные колбочки с узкими горлышками, насыпали в одну мелкий песок и соединяли их горлышками так, чтобы песок мог пересыпаться из верхней колбочки в нижнюю. Как только песок из верхней пересыплется в нижнюю — переворачивали их вверх дном, и песок снова сыпался, как прежде. Недорогие и очень простые такие часы, но и с ними немало мороки — постоянно нужно наблюдать за ними. Наконец изобрели башенные часы. Кто и как первым додумался до этого чуда — неизвестно. Говорят, будто арабы первыми научились делать часы и что арабский калиф Гарун-аль-Рашид в 807 году прислал часы в подарок французскому королю Карлу Великому.
Тогдашние часы не звонили и не имели маятника. Маятник придумали лишь в XVII веке. Тогда же разделили час на 60 минут, а минуту на 60 секунд. Большую пользу принесли людям часы. Но увидеть их можно было только на башнях королевских и княжеских замков. Путник не мог ими пользоваться, потому что они были очень большие и тяжёлые. О бедных людях и говорить нечего: им приходилось довольствоваться помощью солнца, которое одинаково светит и богатым, и бедным.
Долго, очень долго ещё нужно было работать, чтобы изобрести часы удобнее и дешевле, чтобы все люди могли ими пользоваться.
В начале XVI века в городе Нюрнберге жил один медник — Пётр Гелье. Старость припорошила его голову белыми волосами, но он не складывал рук, не бросал работы. Все знали его как честного человека и доброго мастера. Помимо своего ремесла, Пётр Гелье увлекался механикой. Однажды к нему зашёл итальянец, с которым Гелье познакомился во Флоренции. С того времени старый медник оставил своё ремесло, целыми днями читал книги, чертил и вырезал всякие винтики и колёсики.
Жена Гелье и двое взрослых сыновей не могли понять, почему такой трудолюбивый человек бросил работу, и с утра до вечера упрекали и бранили его. Не выдержал старый Гелье и, покинув свой дом, перебрался к своей замужней дочери. Добрая дочь очень любила отца, приютила его и, хоть сама была бедна, делала всё, чтобы успокоить его старость. К несчастью, её муж, портной, был ужасно любопытен, и с тех пор как старый тесть поселился в его доме, он ни минуты не знал покоя. Любопытный портной не разбирался в механике, и всякие колёсики, винтики, с которыми постоянно возился Пётр Гелье, казались ему чем-то необычным, странным. Он следил глазами за каждым шагом тестя.
Однажды старый медник пошёл в город, забыв запереть свою комнату. Портной отправился туда, радуясь, что сможет утолить своё любопытство. Удивлённый, почти с испугом он оглядывал комнату, рассматривал каждый кусок проволоки, меди, железа... Всё казалось ему необычным. И вдруг среди разных инструментов он заметил круглую, небольшую штучку, которая как-то странно тикала и шипела. Сначала он подумал, что ему показалось. Взял машинку в руки, приложил к одному уху — тикает; приложил к другому — не умолкает. Холодный пот облил бедного портного. Ему показалось, что в этой кругленькой штучке сидит нечистая сила, и, недолго думая, он со всей силы швырнул её об стену, а сам, не оглядываясь, выбежал из комнаты, крестясь и читая молитву.
«Вот оно что! — думал он. — Вот почему дорогой тесть запирается у себя, скрывается от людей! Недаром жена и дети выгнали его из дома! Сговорился с чёртом и запер его в машинке! Довольно! Не хочу жить под одной крышей с чертовщиной! Ещё, не дай бог, на суд потянут!..»
Вернувшись домой и увидев, что его труд испорчен, старый Пётр схватился за голову от тоски. Столько труда, столько времени пропало даром! А тут ещё глупый зять кричит, что не хочет жить в одном доме с чёртом. Несчастный Гелье собрал в узелок своё имущество и выбежал из дома на улицу.
Тяжко ему было. Он думал:
«Я стар, немощен... Скоро придёт смерть и вместе со мной положит в могилу и мою мысль... И я не сделаю людям того добра, которое могу сделать. А тут ещё никто не верит, все сторонятся меня, как сумасшедшего. Что мне делать бедному на свете? Вот что сделаю: пойду к судье, попрошу его, чтобы он заключил меня в тюрьму. Там уж никто не будет мешать мне». Так подумал и пошёл к судье.
Судья только что окончил свою работу и собирался обедать. Увидев нового просителя, он очень удивился.
— Добрый человек! — сказал Гелье, — окажите мне большую милость: велите меня заключить.
Услышав такую странную просьбу, судья ещё больше удивился: он подумал, что старик сошёл с ума, и внимательно посмотрел на него.
— С чего же тебе так захотелось в тюрьму? — спросил он.
— Видите ли, я должен закончить одну очень важную работу, но, к несчастью, не могу найти тихого уголка, чтобы мне не мешали. В тюрьме уж наверняка никто не будет мешать мне.
Напрасно старался судья уверить старого механика, что в тюрьме не так-то хорошо, чтобы туда проситься. Гелье так просил его, что судья велел заключить его. Старик Пётр очень заинтересовал судью. Чтобы узнать о нём побольше, судья пошёл к его жене и начал расспрашивать её о муже.
— Мой муж сумасшедший, — ответила жена, — он бросил работу, целыми днями возится с книгами и всякой ерундой.
И сыновья не стали защищать отца. Тогда судья обратился к дочери и зятю. Зять называл тестя сумасшедшим и говорил, что он продал душу нечистой силе. Бедная дочь плакала, защищала отца как могла, но её никто не слушал.
Поверил судья, что Гелье действительно сошёл с ума, и велел всем родственникам Петра собраться, чтобы при них расспросить его и окончательно убедиться, что он безумен.
В назначенный день собрались у судьи все родственники Петра Гелье. Послали в тюрьму за ним и вскоре привели его.
Он вошёл в зал с достоинством. Глаза его смотрели ясно и разумно. Лицо светилось тихой радостью. В руке он держал небольшую штучку, похожую на яйцо, в которой что-то тикало.
— Господа судьи, — сказал Пётр, — вот зачем мне так хотелось попасть в тюрьму! Мы с моим другом-итальянцем долго изучали механику, долго размышляли и рассматривали, как устроены башенные часы, и наконец решились сделать такие часы, только маленькие. Мой друг доставал мне книги, советовал в некоторых вещах, а я взялся за работу. Мы условились молчать, никому не намекать о нашем труде, потому что знали, что без насмешек не обойдётся. Кроме того, в Нюрнберге много умелых механиков, и я боялся показывать свою работу, чтобы кто-нибудь случайно не воспользовался моей идеей, как своей. Теперь, когда мой труд завершён, — мне нечего больше скрывать.
С этими словами он показал машинку. То были часы, или нюрнбергское яйцо. Так их назвали, потому что они были похожи на яйцо. Все судьи и все, кто был в зале, с удивлением смотрели на часы Петра Гелье, а он каждому рассказывал, как эти часы сделаны.
Жена и сыновья устыдились и стали просить у старика прощения; дочь плакала от радости, а зять убедился, что в машинке нет нечистой силы.
Скоро весть о новых часах разошлась по всему Нюрнбергу, и все начали уважать медника Гелье.
1891