Драматическая поэма
(из времён первого вавилонского плена)
Ясная, лунная ночь. Далеко раскинулась равнина Иорданская, на горизонте мерцают горы Мория и Сион, поблескивая серебряными вершинами против луны. В глубине, но не так далеко, как горы, чернеют руины Иерусалима; кое-где между ними мигает огонёк, видно, в какой-то уцелевшей хижине, где ещё живут люди. По равнине бродят люди. Они собрались из разных мест – кто из Иудеи, кто из Самарии. Одни построили себе шалаши из камней, принесённых с развалин, и из иорданского тростника; другие разжигают маленькие костры, греются и что-то варят; иные роют ямы и хоронят в них кости, найденные на старом поле битвы. Слышны вздохи, приглушённые рыдания и сдержанный шёпот тех, кто не спит, но большая часть спит: кто в открытом шалаше, кто просто на поле, накрывшись лохмотьями, лёжа ниц, чтобы луна не будила. Эти спящие кажутся убитыми, и поле от того ещё печальнее — оно словно только что после боя, точно покрыто трупами. В стороне три фигуры — женщина, девушка и девочка-подросток — грустно сидят над погасшим костром. Женщина укачивает на руках маленького ребёнка, девушка прядёт шерсть, девочка-подросток плетёт корзину из тростника.
Пророчица Тирца
(идёт от иерусалимских руин и приближается к этим троим)
Мир вам, сестры!
Женщина
И тебе мир!
Мир нам всем… мир и смерть.
Тирца
Отчего?
Жив наш бог, и мы живы.
Женщина
В руинах!
(Прижимается лицом к ребёнку и плачет. Ребёнок вскрикивает во сне.)
Тирца
Не пои слезами малого сына,
не корми молоком беды.
Девушка
Покинутым где взять другую пищу?
Тирца
Почему вы зовёте себя покинутыми?
Девушка
Мой брат в Ассирии, в Ниневии.
Девочка-подросток
Мой отец в Вавилоне второй год.
Женщина
Мой муж ушёл в Финикию.
Тирца
Но вас же трое и дитя меж вами.
Не покинут тот, кто сам не кинул.
Разжигайте костёр, пока встанет день,
чтобы вам видней было при работе.
Девушка
(кладёт кудель долу)
Работа наша тщетна. Кто же будет
носить одежды эти, как напряду?
Мой брат в Ассирии, в вражеском войске,
в неволе сам в неволе и погибнет.
Для кого стараться?
Тирца
Старайся для себя,
тогда свободной будешь — перед врагами
не скажешь: «Кто мне одежду даст?»
Не скажет враг: «Я тебя одеваю».
Девушка поднимает кудель и снова берётся прясть.
Тирца
(к девочке-подростку, что, загрустив, сложила руки на работе)
Чего сидишь, неужто работа кончена?
Девочка-подросток
Да что кончать? Подруги плетут
эти корзины, чтоб носить в них землю
на могилки над телами отцов,
что полегли, защищая святыню.
А у меня не осталось даже могилы!
Мой отец в Вавилоне. Говорят люди,
что он строит храм новый Ваалу.
Тирца
А ты построй себе новую хату,
не для могилы, для жилья заботься,
чтоб не быть чужой в родной стране.
Не скажешь ты: «Кто даст мне приют?»
Не скажет враг: «Я дам тебе защиту».
Плети скорей, носи камни и глину,
строй курень — холодные ночи близко.
Девочка-подросток живо берётся за работу.
Тирца
(к женщине)
Почему твоё кострище не горит?
Женщина
Зачем ему гореть? Женщина печётся
в своём доме о домашнем огне.
А где мой дом? Среди поля?
Мой муж осел в Финикии,
в чужом краю добывает золото…
Для кого мне хранить костёр?
Тирца
(показывает на ребёнка)
Для него и для себя. Среди поля
своему дитяти разожги кострище,
обогрей и накорми, чтоб не плакало
у сухой груди твоё дитя,
чтоб не дрожало от холода под тряпьём,
чтоб не рыдала ты, как беспомощная:
«Кто даст мне мой домашний очаг?»
Чтобы враг не сказал: «Иди ко мне!»
Женщина принимается за костёр, и вскоре он весело разгорается, озаряя трёх женщин и их работу.
Тирца
(собираясь уйти от них)
Мир вам, сестры!
Все трое
И тебе мир!
Благословенна ты, дочь надежды!
Среди лежащих слышен стон. Тирца подходит туда и останавливается над мужчиной, который как раз перевернулся на спину и простёр к луне руки, заломленные в отчаянии.
Тирца
(наклоняясь над мужчиной)
Страдаешь, брат? Рана всё горит?
Дай перевяжу — полегчает.
Мужчина
Моей раны не перевязать!
Зажила та, что на груди,
а та, что в сердце, будет вечно жечь!
Иерусалим мой, Иерусалим!
Ты, вечная рана родной страны!
Горишь ты в сердце неугасимо!..
(Снова стонет и ломает руки.)
Тирца
Коль зажила на груди рана,
встань и иди к работе.
Мужчина
К какой?
Что мне делать? Чем? Над чем?
Ни орудия, ни материала не имею.
Тирца
Земля иерусалимская не сгорела.
У тебя есть меч.
(Показывает на зазубренный меч, лежащий возле мужчины.)
Мужчина
Куда теперь тот меч?!
Руинам не нужна защита.
Тирца
Перекуй меч в рало. Час настал.
Нужна защита и руинам.
Придёт враг и распашет землю,
посеет хлеб и снимет жатву,
будет этим хлебом народ кормить,
и вторично завоюет Палестину,
уже без меча, блестящим плугом.
Скажут тогда сироты и вдовицы:
благословен, кто даёт нам хлеб!
Лежачему нет родной страны.
Чей хлеб и труд — того и земля.
Так назовут эту землю вавилонской.
А те руины, что там чернеют,
уже будут стоять на чужой земле.
Кого тогда будет терзать та рана,
что звалась когда-то Иерусалимом?
Мужчина поднимается и берёт меч.
Мужчина
Где мне перековать меч?
Тирца
(показывает на огонёк, виднеющийся среди дальних руин)
Иди туда, там есть живые люди,
они дадут тебе живого огня.
Как тлеет в сердце рана,
пусть так же тлеет в огне железо;
перекуй из убийственного меча
рабочее рало и закали его,
как я закалила тебя
огнём и холодом своего слова.
Мужчина
Благословенно слово, что закаляет!
(Берёт меч под мышку и идёт к руинам на огонь.)
Тирца
(поёт)
Восстань, Израиль, строй свои шатры!..
Среди сонных кто-то начинает шевелиться, кто-то поднимается. Один старик откликается сонным голосом.
Старик
Кто это поёт?
Тирца
(поёт)
Готовьте путь великой силе Божьей,
пути ровняйте духу Его!
Старик
Проклят тот, кто будит побеждённых,
проклят тот, кто крадёт сон у рабов,
ведь меньший грех — ограбить старца,
у голодного корку отобрать.
Тирца
Кто раб? Кто побеждён? Только тот,
кто добровольно несёт ярмо неволи.
Старик
Я не ношу ярма, я сплю, и всё.
Тирца
А что ж хуже такого ярма?
Носил железное ярмо Иеремия
и думал, что оно — худшее в мире,
но если б пророк твой сон увидел, —
каменный сон безразличного раба, —
его ярмо показалось бы легче пуха
против твоих невидимых оков.
Неужели ты не встанешь из этой неславы?
От стыда не поднимешь чела?
Старик
Зачем? К чему мне вставать?
Тирца
Для труда! для совета! для жизни!
Чтобы солнце не взошло над твоей ленью,
чтобы час освобождения не застал тебя
в позорном сне, в бесчестном бездействии.
Старик
(раздражённо)
А ты что делаешь? Ты?
Тирца
Буду людей.
Старик
(устраивается удобнее. С презрительным смехом)
Разбуди же меня, когда придёт час освобождения!
Тирца
Для тебя он никогда не настанет.
Спи, я найду живейшего мертвеца.
(Взывает.)
Гей, кто живой на этом поле боя?
С-под дерева над Иорданом слышен слабый перебор струн и неуверенный голос, что поёт отрывисто, останавливаясь, словно припоминая обрывки слов и мелодию.
Голос
«Как потемнело золото… серебро как
сменилось чистое… О, дщерь Сиона!
Кто даст глазам моим потоки слёз?..»
Тирца
(идёт на голос и останавливается возле певца, что перебирает заржавленные струны на маленькой, кое-как сбитой арфе. Когда она подошла, певец замолк, склонился и положил арфу долу)
Почему так неуверенно поёшь?
Певец
Никак не могу припомнить песню…
«Плач Иеремии» хочу припомнить
и всё не могу… памяти не хватает.
Тирца
Так и не вспоминай! выдумай своё!
Певец
Ох, что ты, сестра? Это было бы дерзко!
Знаешь ли ты, чья это у меня арфа?
Самого Иеремии! А ему
она досталась от Исаии,
тот имел её из Давидова дома, —
верно, сам Давид играл на этой арфе,
воспевая во славу божью псалмы!
Давидовы псалмы я помню хорошо,
но их петь не подобает в день позора…
Пророчества Исаии не сбылись, —
мир не настал, Мессия не явился,
пусть песни его уйдут в забвенье,
чтоб нас не дразнить… А Иеремия,
наш последний пророк, певец руины,
пусть бы жил в этих прославленных струнах.
Если б ты слышала, как он рыдал
великим голосом среди пустыни!
Эхо отзывалось из руины,
с пророком нашим плакало и каменье.
А когда его в железном ярме
уводили в плен из Иерусалима,
он об разрушенный жертвенник ударил
эту арфу и бросил её на землю.
И так она лежала долго, долго,
пока я, выискивая угли
в холодном пепле, не нашёл
этот святой остаток славных певцов.
Собрал я всё, что уцелело,
сложил и склеил — арфа невелика,
но в ней нет ни щепки несвятой.
Нашёл и струны — жаль, что не все, —
они были скручены, страшно ржавы,
я выправил, почистил их как мог,
натянул на арфу и, как видишь, играю.
(Перебирает струны, чтобы показать их звучание.)
Слабенько звучат. Но ведь эти струны
когда-то звенели в руках пречистых
святых певцов, незабвенных пророков.
Нет ни одной новой струны,
все старые… жаль, многое утрачено.
Тирца
Не хватает арфе струн, певцу — слов!
Когда-то ты слышал, как на пророчий голос
руина отзывалась. Я же услышала,
как ты, певец, хотел эхом быть
этой руине… Дай её сюда!
(Берёт арфу из рук удивлённого певца.)
Святая руина служит нашему позору!
Когда-то живые, струны тяжко стонут
под мёртвым прикосновением мёртвых рук;
живые слова, как ветер в мёртвых листьях,
в плохих устах бессильно шелестят.
Я освобожу тебя, святая руина, —
ещё, может, совершится чудо божье,
и отыщет тебя рука достойная
и пробудит в тебе не только голос,
но и душу вечную. А пока — спи!
Пусть святая река тебя укроет!
(Широко размахнувшись, бросает арфу далеко в Иордан.)
Певец
Безумная! Одержимая! Что ты творишь?
Рятуйте, люди, святыня гибнет!
(с громким криком бросается к Иордану, за ним некоторые из людей, вставшие на его крик.)
Плывите, ловите, бегите, догоняйте!
Ушла на дно!.. Давайте сети! Невод!
Рыбак
(с берега)
Ушла на дно? Жаль! Напрасно искать.
Не достанешь дна, здесь ил глубокий.
(Кричит певцу, что собирается броситься в реку.)
Вернись, не спеши, а то и сам потонешь.
Певец
(бросается к Тирце, за ним толпа разбуженных людей)
Так я же тебя, злодейка, утоплю!
Толпа
Топите её! Топите! Она дерзнула
утопить наши сионийские святыни!
(Тащат Тирцу к реке, рвут на ней одежду, плюют, мальчишки-рыбаки кидают в неё комья ила, другие вяжут ей руки тиной.)
Молодой пророк самарийский
(выбегает из-под дерева, где молился)
Спасай, Израиль! Здесь иудеи
хотят утопить невинную девушку!
Набегает со всех сторон толпа самарян и дерётся с иудеями, отбивая Тирцу.
Самаряне
Утопить? За что? За какой поступок?
Иудеи
За святыню!
Пророк самарийский
За старое бряцало!
Самаряне смеются. Иудеи приходят в ярость, драка разгорается сильнее. Один левит стоит в стороне и спокойно наблюдает.
Певец иудейский
Гей, ты, левит, помоги покарать
преступницу!
Левит
Да что мне до арфы?
Меня песни и пророчества не касаются.
Был бы закон, пророки не нужны.
Самаряне наконец одерживают верх и, отбив иудеев, ведут Тирцу под то дерево, где недавно молился их молодой пророк.
Пророк самарийский
(к Тирце)
Встань здесь, пророчица, олива сия
тебя укроет святыми ветвями,
и горе каждому, кто дерзнёт
оскорбить святыню и тебя, —
шма, Израиль! не жить тому на свете!
(к самарянам.)
Бог посрамил девичьими руками
наглых иудеев. Вам известно,
какие святыни она потопила?
Самарянин
Ты же сам сказал, что старое бряцало…
Пророк самарийский
То старое бряцало некогда звенело
в руках Давидовых.
Самаряне
Адонай!
Пророк самарийский
Те лукавые струны звучали
в палатах нашего царя Саула,
они его усыпили, а тем временем
престол точила иудейская измена,
как червь. Трон пал, Саул погиб,
и плачем ложным рыдали струны
над смертью Ионафана и Саула
в руках Давида, их погубившего.
Не раз, не раз в Иерусалиме звучали
те струны во вред Самарии!
Теперь они исчезли без следа,
как и гордыня царей иерусалимских!
Самаряне
Хвала пророчице, новой Деворе!
О, дайте ей тимпан! Пусть заиграет,
танец нам заведёт, как Мариам,
что праздновала гибель фараона!
Честь Самарии! Смерть Иерусалиму!
Девушка-самарянка подаёт тимпан Тирце. Тирца молча отстраняет его рукой и стоит, склонив голову.
Пророк самарийский
Она не хочет играть на руине.
Девичье сердце сострадательно, братья.
Придёт день, мы уйдём с этого поля,
далеко-далеко, на гору Гаризим.
Там, на высоком месте, мы зажжём
святой огонь в освящённой роще.
Там Тирца нам будет пророчествовать
о нашей Самарии.
Тирца
Нет, никогда
я не пойду на гору Гаризим.
Не ходите и вы. Забудем нашу вражду.
Саул с Давидом вместе на том свете.
Что Самария? Что Иерусалим?
Руина! пустыня!
Левит
(из толпы, что не вступала в драку за Тирцу)
А святой жертвенник?
Стоит он цел.
Тирца
Только без жертв.
Левит
У нас есть закон, а там сказано ясно,
что есть один на свете город божий —
город Давидов, одна обитель божья —
храм Соломонов.
Самарянин
Где же тот храм?
Левит
В законе.
Самаряне смеются.
Левит
Безумным смехом бог клеймит безумцев.
В законе ни одна буква не погибает.
Там всё стоит навеки нерушимо.
И каждый камень храма бессмертен,
ибо он записан в законе.
Пророк самарийский
И что же вам с того?
Левит
Нечестивый вопрос!
Как «что»? Закон нужен ради закона,
как бог для бога. Мы его рабы
и должны ему служить слепо.
Пророк самарийский
Но чем служить?
Левит
Хранить святыни.
Чтобы жертвы не приносились вне храма,
чтобы никто не изменил ни слова в законе.
Другой самарянин
(молодой)
А мы тем временем разберём руины
и перенесём камни в Самарию!
Жертвенник ваш на Гаризиме поставим
и принесём жертву в святой роще!
Толпа иудеев
(что постепенно подошла слушать спор)
Собаки самарийские! Вот зачем вы
пришли сюда, как воры ночью!
Пришли святыню нашу обкрадывать?
Толпа на толпу начинает наступать. Левит хватает камень и заносит его на пророка самарийского.
Тирца
Остановитесь! Страж вавилонский
из шатра выйдет и рабам прикажет
вас бичевать. Не будите его!
Голоса из обеих толп
Верно! Тише! Хватит, опомнитесь!
Тирца
Слепые! несчастные! Не видите ли,
что настала пора исполнить слово
Исаии-пророка? Уже пора,
чтобы лев с ягнёнком как братья сошлись.
Пусть лев Иудин терзает шакалов,
а не трогает господнюю отару.
Певец иудейский
Сама посеяла меж нами вражду,
а хочешь мир собрать? Вспомни:
кто сеет ветер, тот пожнёт бурю.
Тирца
Посеяно и пожато давно.
Не вчера и не сегодня — вон стернёй
чернеет после жатвы широкое поле.
(Показывает вокруг на просторы, покрытые руинами и бездомным людом.)
Пора взяться за иную севбу
и ждать других жнив. Но не вам
суждено перековать железное ярмо
на косы и серпы. Вон те малые,
вон те, что в шалашах да у костров
с рассветом работают неустанно,
они жнивья для Господа готовят,
а вы, как скорпион в своём гневе,
сами себя отравляете,
сами себя пожрёте, словно те змеи,
что бог когда-то послал нам на кару.
Пророк самарийский
Кто тебя здесь поставил пророком?
Женщине приличнее молчать публично!
Тирца
Кто звал меня Девой новой?
Разве не сын твоего народа? Верно,
когда вождям не хватает ума,
пусть встанет женщина, как новая Девора,
и крикнет: «Встань, Израиль, восстань!»
И восстанет народ, как волны в море,
и Божий дух те волны оживит.
И зацветёт Сион весенним лилием,
и вновь потекут молоком и мёдом
земли обетованные, та земля,
где мы теперь блуждаем, как изгнанники,
как стадо потерянное на бездорожье.
Зачем нам блуждать? Что искать?
Разве не та это земля, что добывали
для нас отцы своей кровью и потом?
Огненный столп не поведёт никуда,
не скажет облачный: иди за мною.
Не спустит Бог новые скрижали с неба —
ведь не исполнен ещё и древний завет.
Встань, Израиль! Вспаши плугами
это поле брани, не уступи ни пяди
земли обетованной. Посей
за границами пшеницу добрую,
оградись житами от пустыни.
Сложи всё каменье в основания,
чтобы люди не сказали: здесь руина;
чтобы сказали: когда-то будет дом.
Пройдут годы, из плена пленник вернётся,
снова оживёт тогда сионийская песнь,
высокий фундамент отзовётся
ещё громче на песни возрождения,
чем эта печальная руина гремела
от погребальных плачей Иеремии.
И пленник руку брату протянет,
и пойдут вместе строить стены
на этом громком, высоком основании.
Душа моя уже видит это строение,
и сердце знает, как его назвать:
в новом Иерусалиме храм новый!
Самарянин
Иерусалим?! Будь проклято это слово!
Левит
Новый храм?! Без древних святынь?
без ковчега завета и херувимов?
без наследия Давида и Соломона?
Тирца
Разве свято лишь то, что старо?
Певец иудейский
Гоните её! в пустыню! в изгнание!
Пусть не морочит нас! не смущает!
Один из иудеев
Кому ж это мы должны строить?
Чтобы враг снова пришёл и снова завладел?
Старый иудей
Кто нам позволил эту новую постройку?
Царь или страж?
Тирца
Дух Божий велит!
Тот дух Божий, что не живёт меж вами!
Скорее он в пустыне пребывает,
куда вы гоните меня в неведомое,
чем среди вас!
Певец иудейский
О, там ты найдёшь духа
того, что давно овладел тобою,
лукавого! Иди, ищи его!
Тирца
Дух Божий сам меня найдёт в пустыне,
а вам ещё долгий путь к нему!
Толпа с диким криком гонит Тирцу, пока та не исчезает с обжитого пространства.
11.09.1904, Зелёный Гай