Поэзии в прозе
Пустыню дайте мне!
Далёкую, широкую пустыню с жгучим солнцем… без звука и жизни — пусть я плачу.
Там я не встречу ничьих глаз. Ни глаз матери с вещим сердцем… ни отцовских, готовых всегда к бою за счастье своего ребёнка… ни глаз грубой, будничной, любопытной толпы — никого не встречу.
Зарываю лицо в иссохшую землю и буду освежать её своими слезами, пока их станет и они зальют мою смертельную тоску и меня. А солнце будет их всё пить и пить… жадное солнце боли…
* * *
Доверие?
Это маленький ребёнок с искренними, невинными глазами, который, набрав мыслей и чувств в подол, бежит к тому, кто зовёт его к себе.
Он не сдерживает своих слов. Смеётся и плачет прямо — другого он не знает: это — сущность его бытия, вся его красота и богатство!
И ждёт.
Большие глаза его с верой, не предчувствуя горя, смотрят прямо в лицо того, кто его зовёт. Жадно ждёт. Не знает — чего. Может, какого-то счастья. Или чего-то другого, столь же прекрасного и святого, как его душа, переполненная истинными жемчужинами.
Но нет.
Вот поднимается сильная рука разочарования и падает тяжёлым камнем на светлую головку его… его, что не знало иного чувства, кроме прямоты, правды и веры в свои солнечные порывы.
* * *
Есть троякая любовь.
Та, что питается ласками, что питается поцелуями, и та, что серьёзна, как смерть, питает сама себя и других. Она кормит себя и слезами, и горем, и грустью, и одиночеством, а за гробом — золотой тенью памяти — воспоминаниями о своей святой, бессмертной силе.
* * *
Одиночество — убогое?
Кто это докажет?
А вот послушайте, какая туча слёз поднимается из него и гуляет! А сколько белых, мраморных рук пересекает его просторы в судорогах боли; а рваных в клочья грёз, что качаются туда и обратно, туда и обратно; а роев мыслей, что нахлынут в него грубой силой, беспощадно ударяясь, чтобы куда-то добежать скорее и сильнее… Куда?
Господи великий — куда?
Слушайте!
Закройте двери, соберитесь в кружок, задержите дыхание — и слушайте!
Серна бежит лесом.
Зелёным, весёлым, пышным, роскошным лесом и ищет чего-то.
Бежит. Цветы под ногами ломает, гнёт. Шелестит листва деревьев, что-то шепчет. Едва заметно колышутся важные ветви старых лесных дерев.
И вот она остановилась.
Уж добежала? Не знает.
Думает, что добежала. В разные стороны её кидало. Высокими, вольными скачками мчалась вперёд, а теперь замерла.
Её глаза раскрылись широко.
Ждёт так неподвижно, аж дрожит.
Что это? Выстрел разнёсся по лесу.
Незаметно что-то начинает ломаться, что-то падать — и всё на неё, всё на неё. Её широко раскрытые глаза увидели сразу то, чего прежде не видели… а уши услышали то, чего прежде не слыхали. Тихий лес наполнился тем, чего он ещё не знал, а из неё самой побежала кровь.
Потому и гнала зелёным лесом.
Слушайте!