Мчится блестящая карета

Мчится блестящая карета,
В ней гордо важничает богач,
Грохот колёс перекрывает
Человеческий плач.

Плач, что рекой бесконечною
Льётся за колёсами вслед,
Плач, что выжёг глубокие
Морщины на лицах сирот.

Руку к карете протянул
Хромой калека-старик:
«Пане, старинный твой друг
Просит подать хоть мизерик!

Помнишь? В кровавом бою
Вместе сражались мы с тобой…
Копьё, что летело в сердце твоё,
Вонзилось в тело моё!»

«Прочь, навязчивая жаба!» —
Крикнул с презреньем возница,
Свистнул бич… Но заглушить
Крик боли не смог гром колесницы.

Только лицо утомлённое,
Губ обессиленных сжатость,
Седины прядь, рука иссохшая —
Врезались в память, как проклятье.

Голос дрожащий и хриплый,
Как будто шип терновый,
В сердце вонзился богачу —
Он не забудет ни слова!

Средь пиршеств, веселья, вина
Судьбы мстительной голос
Станет терзаньем сердца —
Болью, как чёрный вопрос.

В любящих объятьях семьи
Он вдруг на миг увидит
Лица родных, но искажённые,
С клеймом страдания скрытым.

Во время богатого пира
Старческий взгляд немой
В сердце кольнёт внезапно —
Острым, как лёд, ножом.

Во сне предстанет порой ему
Старик оборванный, хромой:
«Пане, старинный твой друг
Просит подать хоть немного»…

А когда в шёлковых ложах
Смерти приблизится час —
В тот миг последней борьбы
Встретятся снова глаза.

Он вновь увидит те уста,
Те сухие, без слёз, глаза —
Но заглушить их стона
Грохот колёс не в силах тогда.