Из всех сладких, любимых слов

Из всех слов сладчайших, милых,
Какие слышал я из уст твоих,
Лишь одно осталось мне
И, словно звонкий серебристый
Колокольчик, в сердце до сих пор
Звучит — одно короткое словечко:

Слушай!

Мы за столом сидели все —
Шумливый, пестрый был кружок,
И шла беседа весело;
Но вдруг все замолчали — так,
Как будто ангел пролетел;
Лишь ты, ко мне одна, в ту мить
Сказала тихо, словно в сне,
Сквозь общую немую тишь:

Слушай!

И сразу ты замолкла вдруг,
Смутилась звуком голоса
Среди молчанья общего;
И румянцем залилась
Твоя щека, а за столом
На тебя все обернулись —
И то, что ты сказать хотела,
Схватил тот ангел в тот же миг,
Который в доме пролетал.

Прошли давно уж многие года,
Прошли и радости, и муки;
И тех, кто весело тогда
Сидел за столом с разговорами,
Развеял вихрь судьбы по свету,
Как пыль напрасную — исчезли;
Но то одно словечко твое
Доныне в моей глубокой душе,
Как колокольчик, серебром звучит.
Доныне с губ твоих живых
Слышу я слово ласковое:

Слушай!

И дрожит еще душа моя,
Ожидая чего-то тайного,
Сверкающего, величественного,
Что вслед за словом летучим тем,
Как царь за быстрым вестником,
Явиться должно… Но напрасно!

В лесу глубоком, темном
Скитается усталый путник;
Тревога, голод и закат
Гонят его, как дикого зверя
Охотники — всё дальше вдаль.

Душа в груди уже слабеет —
Вот-вот, как сердце, треснет, может!
И ноги изнемогшие
Дрожат, а он бежит, бежит!

И слышится ему в дали
Лишь звон колокольчика: дзинь-дзинь-дзинь!
Он знает, что весь день уж бег
За этим звуком был напрасен;
Порой он чувствует в себе,
Что, может быть, звонит ему
Лишь собственный, тревожный страх —
Но он бежит, бежит, бежит!

А вдруг — там путь, натоптанный?
А вдруг — там дом с теплом, с огнём?
А вдруг — лицо любимое?
А вдруг — там чудо-радости?
Дзинь-дзинь! Дзинь-дзинь!
Дзинь-дзинь! Дзинь-дзинь!

Слушай!