Иван Сірко — великий характерник.

Внимание! Вы просматриваете ознакомительный фрагмент – краткий отрывок из произведения! К сожалению, полный текст этого произведения не доступен для чтения на нашем сайте. Посмотрите в школьном учебнике по украинской литературе за 8-й Класс

Мария МОРОЗЕНКО

ИВАН СИРКО

ВЕЛИКИЙ ХАРАКТЕРНИК

ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ

Килина Морозиха — известная на всю округу повитуха в четвёртом поколении. О её прабабке Татьяне до сих пор ходят по селам легенды: будто бы три года подряд она бегала оврагами к уединённому лесному хутору, где жила ведьма, обучившая её целебным травам, собранным на Зельника, способным излечивать недуги и прогонять болезни. Говорят, умирала она тяжело. Люди знали, почему так: «Сказано ведь — ведьма не умрёт, пока всё своё знание не передаст».

После смерти бабки Татьяны роды у местных женщин принимала её дочь, а потом — мать Килины. От неё-то и унаследовала своё колдовское и знахарское ремесло сама Килина. Так повелось в их роду.

Килину Морозиху за глаза тоже называют ведьмой. Но не со злом, а с уважением и почтительным страхом, будто боясь обидеть. А как же иначе? Что-то она знает такое, чего простым деревенским бабам не дано знать — при ней дети рождаются легко. Много славных казачат, ныне благословляющих Сечь ратной доблестью, её руками были приняты на свет.

С недавних пор Килина Морозиха обрела покой. Своё непростое дело она передала молодой вдове, которую взяла в ученицы несколько лет назад. А почему бы и не взять? У Килины никого нет, живёт одна-одинёшенька, как оторванный побег от когда-то пышного дерева. Конечно же, была у неё прекрасная семья — крепкий, как кудрявый явор, муж да два дубочка-сыночка. Всех своих родных она оплакала вдовьими слезами. Пали её славные казаки в битве с турками, что налетели по Муравскому шляху, как саранча, опустошив округу до основания.

Теперь Килина Морозиха роды принимает редко, только когда без неё уже никак. Говорит, что теряет силу. Постарела. Слава Богу, молодая повитуха справляется с делом ловко. Грех сказать что-то дурное про такую ученицу. Она, как могла, заменила её.

Теперь роженицы не обходятся без молодой повитухи. Так должно было быть и на этот раз. Её первой и позвали во двор казака Половца. Но вскоре прибежали и к старой: «Идите скорее, бабушка, Мария Половчиха в родах умирает!»

Килина Морозиха поспешно собралась, кинула в узелок несколько лишь ей ведомых целебных трав, на пороге замерла, о чём-то подумала, а потом резко подошла к красному углу, достала из-под иконы три тончайшие трёхчастные свечки и остро отточенный серебряный нож, вложила всё это в травы. Затем торопливо вышла из избы к воротам, зашагала по узенькой улице, вьющейся под ногами чёрной змеёй, поспешая ко двору казака Половца. Едва она открыла калитку, чёрная змея тропинки исчезла из-под ног, и перед глазами вспыхнул тусклый огонёк лампадки, которую из избы выносила служанка.

— А это ещё зачем?! Разве смерть уже порог переступила? — недовольно прикрикнула на заплаканную женщину старая.

— Уже не знаем, за что хвататься, там такое! Даже за дьячком послали. Одна надежда — на вас… — жалобно запричитала женщина, скрываясь в сенях.

— Как бы там ни было, лампадка должна стоять в красном углу. Не тронь, — бросила ей вслед баба Килина.

С порога, бросив взгляд на постель, где корчилась в муках роженица, а рядом беспомощно суетилась молодая повитуха, она поняла: этого ребёнка должна принять она сама. Старая повитуха знала, что делать:

— Эй, ты! — острым взглядом глянула на испуганную служанку, ставившую лампадку в красный угол. — Вон из избы и открой все ставни! Без этого роды не пройдут легче.

Женщина беззвучно исчезла из глаз бабки.

— А ты иди сюда, — велела молодой повитухе. — Завари вот эти травы в чисто вымытом котле и принеси сюда. Живо!

И только когда в комнате остались они вдвоём, старая повитуха склонилась над роженицей:

— Сейчас тебе станет легче.

После этого она резко подошла к окну, перекрестила его трижды и распахнула настежь. Вернувшись к постели, положила под подушку три трёхчастные свечки с пучком трав и только тогда провела рукой по влажному лбу женщины. Монотонно, так, как читают благочестивые молитвы, Килина Морозиха начала нашёптывать понятные только ей слова.

Роженица неожиданно схватила её за руку:

— Что это… за молитва?!

Бабка беззвучно рассмеялась:

— Тише-тише… Не бойся, — и продолжила читать своё магическое заклинание.

Мария Половчиха, чей род издавна верил в Господа и ни в какую иную силу, с опаской оттолкнула её руку. Старая повитуха в свете лампадки, что падал тусклым отблеском на её сморщенное, словно засушенное яблоко, лицо, показалась ей страшной. Казалось, и в её глазах мерцал слабый свет. Он заблестел и на лезвии ножа, который баба подняла над головой, продолжая своё заунывное заклятие. Испуганная роженица, превозмогая боль, приподнялась на локтях и громко вскрикнула:

— Ведьминское заклятие!

И с этими словами без сознания рухнула на постель…

* * *

Когда молодая повитуха встала в дверях, она сразу услышала тонкий писк. Слабенький, едва различимый, как будто мышка осторожно выглянула из норы. Этот писк вмиг обнадёжил её. «Слава Богу!» — сказала она вслух.

Баба Килина резко повернулась на её голос:

— Не стой без дела! Возьми младенца в купель, а я займусь матерью.

Молодая повитуха взглянула на роженицу и тут же отвернулась — глаза молодой матери были полны крови, как будто кто-то залил белки густой красной краской. Она знала, что это значит. Так было с невесткой кузнеца Якима Чубача — та не дожила до утра.

Килина Морозиха, будто угадав её мысли, успокоила:

— Эта будет жить. Через неделю всё пройдёт, и следа не останется.

Роженица, кажется, тоже услышала это, тихо переспросила:

— Что со мной?

— Всё… Всё хорошо… Сейчас возьмёшь своего красавца, — кивнула она на молодицу, возившуюся у деревянной корытца с настоявшейся на травах тёплой водой.

Молодая повитуха обмыла сморщенное личико младенца. Тот забил ручками, громко заплакал.

— Не плачь, маленький, дай тебя вытереть. Видишь, вот родимое пятнышко на нижней губе.

И вдруг…

Нет, этого не могло быть. Младенец схватил её за палец, тут же сунул его в рот — и… укусил.

— Боже мой! Что это?! — молодая повитуха застыла. С расширенными глазами она смотрела на младенца, который водил ручонкой, пытаясь снова поймать её палец. — Что это за дитя, бабушка?!

Килина Морозиха, будто не слыша её испуганного восклицания, продолжала заниматься роженицей.

Тогда молодая повитуха осторожно приподняла верхнюю губу ребёнка и замерла: по обе стороны тонких дёсен торчали острые резцы.

— Он с зубами! — с испугом отстранила она ребёнка.

— Молчи, не пугай мать!

Роженица и вправду насторожённо переводила взгляд с одной женщины на другую, стараясь понять, в чём дело.

Баба Килина дрожащими руками взяла младенца, провела пальцем по дёснам:

— Вот так да, кусается! — удивлённо, но с улыбкой произнесла она.

— Но он же с зубами! — с опаской прошептала молодая повитуха.

— Ничего-ничего, этими зубами он грызть будет проклятых бусурман. А родимое пятно — Божий знак.

— Он сам проклятый. С зубами! — в ужасе смотрела на неё молодица.

Килина Морозиха ничего не ответила. Она положила мокрого младенца на постель и приложила к груди матери.

Ребёнок сразу начал сосать — так сильно, что роженица вскрикнула от боли:

— Ой, кусается!

— Вот и есть, проклятый, — молодая повитуха перекрестилась на иконы.

Баба Килина недовольно покачала головой, потом наклонилась, подняла обрезанную пуповину, молча подошла к своей ученице и, размахнувшись, резко ударила её ею по лицу:

— Не смей так о младенце! Это будет славный ко… — с недосказанным словом она рухнула на пол. Её силы на этой земле иссякли. Повитуха в четвёртом поколении Килина Морозиха приняла свои последние роды и отошла в мир иной.

Дьяк, запнувшись в дверях и став невольным свидетелем великой тайны рождения и смерти, трижды перекрестился:

— Упокоилась в Боге… при рождении дьявольского отродья… 13 августа 1610 года.

ПОМИЛОВЕНИЕ

В воскресное утро на Мерефском кладбище было многолюдно. Всей громадой хоронили Килину Морозиху — ту, которой обязана жизнью едва ли не треть поселенцев. Верёвка, вложенная в гроб, щедрыми узелками точно указывала число младенцев, принятых повитухой. Все эти узелки она завязала сама.

Не было только одного, последнего. Никто не осмелился закончить дело за неё.

На кладбище тянулась вереница людей. К толпе подошёл и Дмитро Половец. Высокий, статный, широкоплечий — точь-в-точь как все мужчины этого славного казачьего рода.

* * *

Род Половцев пользовался уважением в Мерефе. И не потому, что жил здесь давно. С тех пор как первый Половец, спасаясь из Подолья от лихой польской шляхты, ступил на израненный, пропитанный слезами и кровью клочок Дикого Поля, прошло много лет. За это время многое изменилось. Маленький хутор, не обозначенный на картах, оброс новыми поселениями изгнанников, которые стекались сюда со всего Правобережья, не желая мириться с польским кнутом. Избы лепились одна к другой, чтобы хоть здесь уберечься от распрей, посеянных заносчивой шляхтой в открытых навстеж украинских душах.

Сама земля, казалось, почувствовала единение поселенцев. Впервые за долгие годы, ощутив заботу, она с упорством воскресала из пепла. Меж белых хат зазеленели сады, ведь так заведено у украинцев: сердце — в детях, душа — в песне, жизнь — в вишнёвых садах. А на политых потом нивах заколосилась рожь. К заботливым рукам тянулись щедрые урожаи. И люди врастали в эту землю, готовые защищать её от лютых врагов.

Дети поселенцев Мерефы, рано наслышавшись от седобородых дедов о злодействах польской шляхты, воодушевлённые саблями Косинского и Наливайко, уходили на Сечь. Владея оружием, они учились не столько от отцов, сколько у славного казачества. Отчаянные смельчаки, призванные на Базавлуцкую Сечь, возникшую на смену разрушенной татарами Томаковской, проходили возмужание на славном острове, где всё подчинялось боевому мастерству и силе духа.

К сожалению, доступ к полному тексту этого произведения ограничен. Вероятно, электронную версию можно найти для покупки в специализированных интернет-магазинах либо посмотрите в школьном учебнике по украинской литературе за 8-й Класс