В гостиной вели беседу три хорошо знакомых между собой человека.
Обе барышни вели свою обычную вялую болтовню, тараторили тоненькими голосами, как на веретене, приукрашивали вечер вымученными, но пустыми остротами, обменивались взглядами с тайным смыслом, вплетали в невинный разговор более или менее невинные сплетни.
Он сидел в стороне, удобно устроившись в кресле, слушал однообразные разговоры и банальные шутки, скучал и... время от времени зевал.
Размышлял о своём и упрямым молчанием, а точнее, немногословием, доводил барышень до... раздражения.
— Сыграй что-нибудь... — сказала одна из барышень.
— Сыграйте! — добавила вторая.
Он сделал такое недовольное выражение лица, будто совсем не собирался вставать с кресла.
Их забавляла его леность. Взяли его под руки и почти силой повели в другую, просторную комнату.
Достал из футляра свою скрипку и начал настраивать.
Приложил к уху и провёл смычком две гармоничные сексты чудесных флажолетов.
— Аа! колокольчики! тсс... — одновременно воскликнули обе барышни с явным удовольствием.
Снова отнял скрипку от подбородка и положил её на колени.
— Да не заставляй же себя уговаривать — ой уж вы, скучные такие!
— Вас так трудно уговорить!
Тогда он начал играть свою собственную фантазию. Он понимал её и говорил себе, бывало, что эта композиция соответствует его судьбе и настроению, как две минорные терции. Так оценил её один его товарищ и сказал, что он понимает всю историю, рассказанную этой музыкой...
"После фантастического вступления начиналась — жизнь.
Звучали аккорды, гремели пассажи, шумели фуги, свистели трели, щебетала радость, звучал смех, стонала печаль, плакало сожаление, и — дальше тянулась тоскливая нота жизненной песни — неясный напев сложной проблемы".
— Знаешь, Маня, сама по себе скрипка — это очень скучный и неблагодарный инструмент, — сказала тем временем барышня Нина.
Он услышал эту оценку, может, и намёк в свой адрес, но... продолжал играть с чувством и пониманием.
Отложил на мгновение смычок и надел сурдину. Струна плакала под его пальцами, вздыхала и стонала, как уста больного человека.
Так он играл довольно долго.
— Сыграйте что-нибудь весёлое — не мучьте нас. Он вспыхнул от невинной шутки барышни Нины, но не перестал играть с чувством и проникновением.
"Фантазия обращалась к его душе нежными звуками прекрасной поэзии, ласкала нервы прикосновением любимой любви".
А затем... "израненное сердце плакало слезами разрушенного счастья".
"Шумели стоны злобного урагана, и дикий гимн смерти пронзал душу осиротевшего человека".
"Молодую жизнь клали в гроб, а над гробом умирала последняя жилка сломленного организма. На могиле плакали люди, пели похоронные песни, лишь одна душа добивала себя последними всхлипами кровавой боли".
— Ого! — "святый Боже" — да наш скрипач и впрямь поёт неплохо. Он скорчил гримасу, будто от внезапной боли, но завершил свою
драму — произведение молодой фантазии. Нежные флажолеты доспевали конец печальной истории. Ещё раз прозвучали аккорды — трогательное послесловие — печальные эхо глухих флажолетов — кровавая нота бессмертного финала.
— Браво! Великолепно! — иронично откликнулись скучающие слушательницы.
— Но почему вы не играете танцы? Маня! Сыграй нам мазурку, у меня сегодня особенное желание потанцевать.
Барышня Маня села за фортепиано и начала выбивать бойкую мазурку...
Он сидел какой-то недовольный, злой и будто подавленный. Ссутулившись, просидел так молча минуту.
А потом пересилил себя и... оживился.
Приложил скрипку к самому уху, взял смычок за середину и начал аккомпанировать барышне Мане — в манере и манерах деревенских музыкантов на провинциальных свадьбах.
Барышня Нина пришла в ещё большее веселье и начала кружиться и бегать по комнате, как заядлая танцовщица.
— Ах! так и хочется вас обоих расцеловать за вашу музыку. ...Танец закончился.
— Знаете, вы замечательно играете. В самом деле — прекрасно. Он поблагодарил поклоном за комплимент и убрал скрипку
обратно в футляр.
Встал у окна и уставился во двор, где в луже плескались гуси.
— Прошу взглянуть, — сказал он таким тоном, чтобы вызвать интерес.
— Панна Нина! Вы видели такую поэзию? Какая прекрасная идиллия!
— Что такое? — с любопытством спросили барышни и живо подбежали к окну.
— Ну и что? — ещё раз спросила панна Нина и с удивлением посмотрела ему в глаза.
— Да ничего, — ответила панна Маня, — гуси плескаются в грязи.
— Э, нет — прошу внимательнее присмотреться. Какая высокая поэзия: разве не видите?.. Косматая гусыня рассказывает историю гусячьей культуры, а всё стадо восхищается её гениальными способностями.
— Откуда вы это знаете? Что это значит? Я вас совсем не понимаю, — защебетала панна Нина.
— А я вас и подавно.
— А я знаю, к чему вы клоните, — сказала панна Маня. — Символика! Правда, Ясь? — и загадочно улыбнулась.
— Что это всё значит? Маня! Скажи мне! — с мольбой обратилась панна Нина.
[Львов]. 12 октября 1899