В Киеве, на Подоле,
Бывало прежде… и уже
Не вернётся то, что было,
Не вернётся, что мечталось,
Не вернётся… А я, братец,
Всё ж надеяться не брошу,
Всё ж буду выглядывать,
Сердцу жалю завдавать.
В Киеве, на Подоле
Братская была свобода —
Без холопа и без пана,
В жупане сама ходила,
Весела была, простора —
Оксамитом путь стелила,
А парчой его крыла
И на встречных не глядела.
В Киеве, на Подоле
Казаки гуляют:
Как воду, цебром и вёдром
Вино проливают.
Погреба, шинкарки, шинки
С мёдом и вином
Закупили запорожцы
Да и тянут коряком!
А музыка гудит, играет,
Людей веселит.
А из Братства бурсаки
Молча поглядают.
Нет свободной школе воли —
А то б присоединились…
Кого ж там под музыку
Люди обступили?
В красных бархатных штанах
Матнёй метёт улицу,
Казак идёт. «Ох, года! года!
Что вы творите?» — старик
Ударил в каблуки,
Так что пыль поднялась! Вот так!
Да ещё и напевает казак:
«По дороге рак, рак,
Пусть всё будет так, так.
Если б девок молодиц
Посеять бы мак, мак!
Дам лиха каблукам,
Дам лиха каблукам,
Останется — передам!
А уж эти каблуки
Набрались беды и муки!
Дам лиха каблукам,
Дам лиха каблукам,
Останется — передам!»
До Межигорского Спаса
Дотанцевал седой.
А за ним и товарищи,
И весь святой Киев.
Дотанцевал до ворот,
Крикнул: «Пугу! пугу!
Приветствуйте, святые иноки,
Товарища с Лугу!»
Святые врата открылись,
Казака впустили,
И опять врата сомкнулись,
Навек закрылись
Для казака. Кто же этот
Седой, что с миром простился?
Семен Палий, запорожец,
Горем не добитый.
Ой высоко солнце всходит,
Низко опускается.
В долгой рясе по келье
Старый монах бродит.
Идёт чернец в Вышгород
На Киев посмотреть,
На пригорке посидеть,
Хоть немного погрустить.
Идёт чернец к звонковой
В яр — воды напиться,
Вспоминает, как то тяжко
Было в жизни биться.
Идёт чернец в свою келью
Меж глухих стен — тени,
Вспоминает свои лета,
Лета молодые.
Берёт Писание святое,
Громко его читает…
А думою монах седой
Далеко летает.
И затихли Божьи слова,
И в келье, словно в Сечи вновь,
Воскресло славное Братство.
А седой гетман, словно сова,
Смотрит в глаза монаху.
Музыка, танцы и Бердичев.
Кандалы гремят… Москва.
Боры, снега и Енисей…
И слёзы катятся с очей
На рясу… Бей поклоны!
И плоть старческую усмири,
Читай святое писание,
Читай, читай и слушай звон —
Но сердцу не потакай.
Оно ж тебя в Сибирь водило,
Оно ж тебя весь век дурило.
Усыпляй же его, бросай
Свою Борзну и Фастовщину —
Всё погибнет, ты сам погибнешь.
И не вспомнят, чтобы ты знал…
И старец тяжко зарыдал,
Чтение оставил,
Ходил по келье, ходил,
А потом сел и загрустил:
«Зачем я в мире появился,
Украину так любил?»
К утрене зазвонил с колокольни
Большой звон. Чернец мой встал,
Надел клобук, взял патери́цу,
Перекрестился, чётки взял…
И за Украину молиться
Старый монах пошаркал вдаль.