Старушка-сестра Аполлона,
Коль бы хоть на час вы смогли
Явиться к нам, как в дни былые,
И голос божий вознести
В хвалебной, пышной оде стройной,
И начали б вдвоем с тобой
Воспев царей, иль что другое...
Поскольку, по правде сказать,
Уж надоели мне, признаться,
Те мужики, панки, покритки...
Хоть бы на царских головах
Спустить немного бы отвагу!
Но сам я не осилю, братка,
А ты б показала, как птиц
Щипать и потрошить умеют —
Авось бы и мы в руки взяли
Ту помазанную чуприну.
Оставь Парнас свой священный,
Приди хоть на час, хоть на миг,
И голос божий возвеличь,
Старушка, хоть ненадолго.
И ладно, и стройно, хоть на час,
Хоть на годинку между нас,
Покажем толпе венценосцев
И сзаду, и спереду — всласть.
В добрый час, моя подруга!
I
Никого не видно в Иерусалиме,
Ворота закрыты, как будто чума
Во граде Давидовом, хранимом богом,
На улицах затаилась сама.
Нет, не чума, а беда похуже,
Безумная ярость царевой войны.
Царевы князья, и вся рать,
И юнцы, и весь народ,
Заперши ковчег, ушли в поле —
И в поле пали, осиротив
Детей своих. А в граде вдовы
Юные, чёрнобровые, рыдают
В теремах своих, глядя
На детушек. Пророка
И царя — несытного Давида —
Клянут в сердцах. А тот, надменный,
В ризе багряной вышагивает
По кедровым хоромам, косится
На сад — на сад соседа Гурия.
А в саду, в цветущем, как рай,
Купалась Версавия —
Как Ева — в водах,
Жена Гуриева, раба царёва.
Омывала белое лоно,
С царем своим играла,
И царя святого-божьего
В глупца обратила.
Уже смеркалось, Иерусалим
Сон поглощал. А царь несытный,
В кедровом дворце как безумный ходит:
«Я... Мы повелим!
Я — царь народов божиих!
Я бог земли своей!
Я всё!..» А вскоре
Рабов позвал: «Несите сикеру,
Рабыню приведите на ужин —
Ту самую Версавию».
Не отказала — к царю пошла,
Вместе ужинала, пила,
И легла на ложе вечернее
С пророком. А Гурий спал
И не ведал, что дома случилось —
Что царь у него похитил
Не злато-серебро,
А лучшее его добро —
Его Версавию. Похитил.
Чтоб Гурий не узнал беды,
Царь его убил. Вот и всё.
А потом — псалмами, рыданьями
Перед народом обманул,
Старца Анафана помянул —
И снова весёлый, пьяный,
К рабыне своей пошёл.
II
Давид — пророк и царь святой —
Не очень был благочестив.
Была у него дочь Фамарь
И сын Амнон. Оно и диво:
У святых дети бывают,
Но не такие, как у простых:
Амнон, красавец и первенец,
Лежит, притворно нездоров.
Давид рыдает, ризы рвёт,
Пеплом главу осыпает:
«Без тебя не проживу я дня,
О сын мой, радость и мечта!
Солнце без тебя — не свет,
Без тебя умру я!» — бред.
Идёт, рыдая, к сыну в келью.
А тот, как бык, лежит довольный,
Над дурнем-царём насмехаясь.
И говорит: «Отец, велите
Сестре моей, Фамари милой,
Спечь лепёшечку и принесть —
Я укушу — и стану здоров!»
Утром рано Фамарь испекла,
Принесла. А брат — её за руку,
В тёмную келью завёл,
На ложе бросил. Фамарь рыдает,
Ломает руки, молит: «Хватит!
Амнон, очнись! Я же сестра!
Один у меня ты брат!
Где мне деться? Как жить с позором?
Грех, позор! Проклянут и боги,
И люди!» — но тщетно всё…
Вот так царевичи живут,
Дразнясь в этом свете.
Смотрите, дети человеческие!
III
И поживёт Давид на свете
Лет немало.
Стар стал, ослабел,
Ризами покрыли, да не согрели
Блуда котяру.
Слуги, зная нрав царя,
Решили: кровь молодая
Царя согреет. Привели
Девиц, краше царевен даже.
И среди них была — на беду —
Самая красивая — словно лилия
В долине. Та и грела
Царя. А остальные девы
В играх вились меж собою —
Голышом. Как грела она —
Я не знаю. Но знаю:
Царь грелся.
И… не узнал себя.
IV
По двору весело гуляет
Рогволод старый. С ним — народ,
Дружина, отроки, бояре
В золоте и шёлках. Праздник:
Из Литвы ждут князя-жениха
К Рогніде с дарами.
Перед Лелем и Ладой
Огонь разжгла Рогніда,
Маслом полила, ладан бросила —
Как жрица — огню. Вокруг неё
Девы водят хороводы,
Поют припевом:
«Гой, гоя, гоя!
Палаты новые
Украшать пора,
Ждём гостей с утра!»
А за Полоцком, как туча,
Курява клубится. Спешат
И отроки, и старцы, и князь
С Рогволодом, и вся толпа —
Навстречу… Не литовский князь
Желанный, невестой долгожданный —
Из Киева идёт, как зверь,
Владимир — князь, и с ним дружина.
Город охватили, зажгли,
Старого князя убили.
Народ увели, княжну — в неволю.
Вернулись в земли свои
С гвалтом, шумом. Рогніду —
Обесчестил князь Владимир,
Потом прогнал. Одна, без родни,
Княжна скиталась по земле.
Вот таковы — «святые» цари.
V
Чтоб палачи их порубали —
Тех царей, палачей народных!
С ними — морока: ходишь кругом,
Как дурак, не зная, куда ступить.
Что мне с ними делать? Подскажи,
Сестра Аполлона, научи,
Голубушка, помоги
К трону пробраться хоть раз,
Может, заработаю монетку —
Куплю тебе к Пасхе бус.
Пострижемся в лакеи,
Будем, в ливрее нарядной,
Царей прославлять усердно.
Жаль, тупится перо напрасно:
Где нет святой воли,
Там добру не быть — это точно.
Зачем же себя обманывать?
Пойдём в сёла: там — люди.
А где люди — там и добро,
Там будем жить, любить,
И славить Господа святого.