Давно это было, ещё тогда, когда гетманы управляли Украиной. Жил тогда на Украине славный воин, знатный пан, киевский полковник Антон Михайлович Танский. Много у него было людей и скота; много земель, сёл и хуторов пожаловал ему царь Пётр; немало накупил Танский, взяв в приданое с женой Парасковией Палеевной две кадки польского золота и серебра, а ещё больше отнял он силой у бедных казаков и простолюдинов.
Знали и уважали Танского на Украине и в Польше; слух о его щедрости и приверженности к православной вере дошёл и до далёких турецких земель, где враг Христа мучит христиан.
Часто оттуда, из сербских и болгарских обителей, особенно с Афона, приезжали к нам на Украину монахи, и ни разу не уезжали они домой без богатых даров. Щедро одаривал богобоязненный украинец своих безутешных братьев. Немало пожертвовал и Танский денег и даров на Афон; имя его упоминалось там среди строителей и благотворителей святого храма.
Однажды постигла Афонскую обитель большая беда. Банда озверевших басурман разорила церкви, сорвала ризы с икон и забрала церковные сокровища. Монахи попрятались в горах и оврагах, а когда враги ушли, собрались на развалинах – плакать и горевать.
– Не печальтесь, дети, – начал седой, как голубь, игумен. – Отчаяние – великий грех! Это Господь за наши грехи нас покарал. Не плачьте, ведь ещё живы на Руси и Украине божьи души. Они помогут нам, и, быть может, с Божьей милостью снова во славу Его будет служиться литургия на нашей святой горе.
Благословил он троих монахов и отправил их в Москву и на Украину.
Сжимались сердца наших земляков, слушая рассказы монахов. Последнюю копейку отдавала бедная вдова, полными пригоршнями сыпал золото знатный пан в монашеские сумы, церкви и монастыри отдавали свои сосуды, а Антон Танский пожертвовал бочонок червонцев. У него монахи прятали сокровища, и снова шли собирать ещё больше. Удивлялся Танский, глядя на то золото. «Весь мой скот, – думал он, – не сравнится с этим». Зависть и жадность терзали его сердце…
Вот монахи привезли и последние деньги, чтобы собрать всё в одно и утром отправиться за границу. Пришёл Танский за благословением и встретил их как дорогих гостей.
Наступила ночь. Монахи уснули, а Танский не спит: ходит по светлице, думает тяжкую думу. Перед рассветом зовёт он своих слуг – братьев Петра и Семёна Недоверков и Матвея Скарбовского.
– Здравы будьте, верные мои слуги, – заговорил он, будто чужим голосом. – Утром поедете следом за монахами. Волны на Днепре сильны – как бы не утонули. Глядите, чтоб целы остались их деньги. Будем молиться за их души, а деньги принесёте мне.
Знал Танский, кому такое поручать. Оба брата – крещёные татары, а Скарбовский – бродяга; служил он когда-то у гетмана Потоцкого, когда тот шёл под Хвастов, украл у него деньги, сбежал к Палею и выдал, где стоят ляхи. Палай внезапно напал на них и вырезал всех под корень, а Скарбовского при себе оставил.
– Хорошо, пане! – ответили слуги.
– Как всё сделаете, – сказал Танский, – сделаю вас сотниками и каждому подарю по хутору.
Утром поехали монахи; за ними и палачи. Догнали их у Днепра, связали руки и сбросили с крутого берега в воду, забрали деньги и привезли к Танскому. Сдержал Танский слово: сделал их сотниками, дал им поместья – а потом отрубил им головы в походе, будто за измену.
Думал Танский, что никто не узнает, откуда у него столько денег, но Бог не попустил. Два монаха утонули, а третий был человек сильный – порвал верёвки, переплыл Днепр. Долго без денег и хлеба скитался он по чужим землям, пока не добрался до Афона и не рассказал, что случилось.
Сам игумен поехал на Украину.
Приезжает он к Танскому и начинает наедине его корить:
– Убийца! Разбойник! Погубил ты души христианские, пролил невинную кровь, обокрал церковь Божью! Покайся, пока не поздно! Верни украденное золото и иди служить Богу – может, ещё простит тебя Господь!
– Какие деньги? – спросил Танский. – Отстань, безумный старик!
Горько заплакал старый игумен – видит, что дьявол овладел душой Танского.
– Отдай хоть половину, если не хочешь каяться. Отдай хотя бы церковные сосуды.
– Не дам тебе ничего! – ответил Танский. – У меня нет ни денег, ни ваших сосудов!
Перекрестился старый игумен и ушёл. Встал он на высоком кургане и при народе произнёс такое проклятие:
– За то, что Антон Танский погубил невинные души, присвоил церковные деньги, земля не примет его! Добро, нажитое неправдой, исчезнет, как воск от огня, перейдёт к чужим людям, и род его будет истреблён до конца.
Стало людям тяжело на сердце, услышав это. Один Танский не верил, пил, пировал и грабил людей ещё сильнее. Так и умер, не покаявшись.
Похоронили его сыновья… Ещё не успели и имением поделиться, как началось нечто страшное. Только солнце зайдёт и стемнеет немного – из гроба вылезает старый полковник: борода до пояса, глаза пылают адским огнём, изо рта пламя, правая рука на сердце, в левой – булава, и ходит, пока петухи не запоют. Тогда стонет так, что волосы дыбом – и снова ложится в гроб.
Думали сыновья, что делать – поняли, что правду говорил пророк-игумен. Позвали печерского архимандрита, раскопали могилу – а Танский лежит как живой, только борода отросла и ногти выросли. Взяли осиновый кол, пронзили Танского насквозь, архимандрит прочёл молитву и наложил запрет, чтобы больше не вставал из могилы.
И теперь старики показывают ту могилу, где игумен проклял Танского; а порой в полночь слышится оттуда страшный стон, будто кто-то мучается в невыразимых муках.